Поворот на пять градусов, японский стиль. Черновик. Часть 5. Глава 6. Шестеренки и шарашка по-японски.
К счастью, мой тиф обошелся без осложнений. На следующее утро я уже сам ходил до сортирной дыры, а к десятому сентября — заскучал упражняться с детьми в языковых архаизмах. Да, на меня свалили осиротевший детский сад. Условно прощенный Даичи и стеснительная Рика так и не подружились, но чтобы эксплуатировать меня — у них обоих наглости уже хватало.
Так что на десятое утро я встал пораньше, выжрал свою порцию кукурузы с рисом (продовольственный кризис, однако) и обозначил Нобуске хук под печень. Нет, не потому, что жить надоело. Здесь так принято. Нарочитая грубость, причудливо сочетаемая с правилами вежливости. Этим хуком я обозначил, что претендую на серьезный разговор, и одновременно показал, что вполне здоров. А вот если бы я так начал разговор с незнакомцем, можно было бы и дурную голову потерять. Сложно все это, пусть и узнаваемо в Японии цифрового века.
— Чего тебе? Совсем оклемался? — Лидер легко ушел от удара.
— Готов отрабатывать долг. Буду трудиться, не покладая рук.
— Ну-ну. — Скептически скривился Нобуске. — Ты бы еще не покладая члена пообещал бы, тогда бы на зрелище твоей работы хоть билеты продавай.
— Прошу прощения. Готов слушать ценные указания. — Все это выдаю с каменным лицом. Знаю ведь, что этот разговор по сути не более, чем социальная игра. Просьба, намеренный проступок на грани фола, воздаяние, раскаяние, прощение. Эфемерная сеть иерархии и социальных обязательств сплетается буквально за секунды.
— Будешь делать, что гоподин Симада укажет. А ничего не укажет — сиди в тени и отдыхай.
— Понял. Мое рекомендательное письмо?
— Сейчас накалякаю. Жди.
Что-то Нобуске совсем сократил ритуальные пляски папуасов. Похоже, ему оябун уже все уши прожужжал на тему «поскорее расплачиваться». Но мне же легче.
Между тем, лидер группы беженцев покопался в бюро у стенки, и выудил… школьную палитру акварельных красок. Почему школьную — так как взрослый, на мой взгляд, даже намеренно подобную радужную грязюку не разведет.
Нобуске между тем подхватил так же извозюканную кисточку, поболтал ее в чашке с водой, и принялся творить.
А я присел поближе к окну. Несмотря на середину сентября и раннее утро — влажно и душно. Не палящая жара, а именно духота, от которой вся кожа покрывается вонючей упаковкой из загустевшего, липкого пота.
Товарищ перехватил мой удивленный взгляд и, не отрываясь от письма, изволил прокомментировать:
— Карандаши дорогие. Да и подвоза пока нет, так что лучше по-старинке. Жди.
— Понял. А еще, Нобуске… старший — Я заколебался с обозначением разницы в иерархии, выбрав наглый вариант «снизу вверх в пределах одного класса» — Тут ничего, что ты с нами возишься? Семью искать не думал?
— Да что тут искать. — Лидер фыркнул, принимая социальную позицию. — Я вообще-то из флотской академии в отпуске. Родители все уши прожужжали. Мол, отправляйся в Иокогаму к бабушке, покажи, какой ты весь из себя героический. А то ненароком наследство на другого внука перепишет. Вот так и вышло.
— Переписала? — Я попытался «врубиться» в ситуацию. Получалось со скрипом.
— Если бы. Наследство — в пепел, бабулю — сначала в лепешку, а потом, наверное, тоже в пепел. Теперь еще за похороны переплачивать.
— А как хоронить? — Я заинтересовался. — Там же натуральный огненный смерч был. Даже пепла, наверное, не найти.
— А это не ко мне вопрос. Платишь в храм, там подбирают какой попало мусор, ноют над ним на три голоса, втыкают ароматические палочки, и готово. «Останки вашей бабушки, господин Уэмура» — Нобуске явно передразнил завывания буддийских сутр. — Жулики, вымогатели проклятые.
У меня отлегло от сердца. Хоть кто-то не свихнулся на остаток мозгов. Ибо в последние дни я подобные завывания слышал каждый вечер, и именно на три голоса. Азами, Рика, и дочь Азами — Юкико. Религиозное обновление, по словам Азами, а по мне — что исламский, что буддисткий фунаментализм — не отличаются от слова «совсем».
За разговорами, Нобуске дописал текст, и я стал обладателем моего первого документа — рекомендательного письма. Написанного серо-буро-малиновой акварелью на тетрадном листке, мда.
И пошел я работать, и наворотил горы леса, изобрел сотню гаджетов, и было всем счастье. Ага, если бы я сейчас не соврал.
На самом деле, по окончании катастрофы, пошел нормальный карьерный рост по-японски. Это когда старшие товарищи от переизбытка дел разрываются на части. Ведь надо успеть два дела сразу. И работу, и издевательства над младшими, именуемые «воспитанием характера».
И ведь который раз уже. Ну, вообще-то по неписанным законам коренной японец даже в двадцать первом веке должен пережить пять-шесть циклов издевательств. Один в детском саду, три — в школах, один, дополнительный — в колледже, и финальный — по получении работы.
Вы что, серьезно думаете, что японцы все от рождения вежливые и спокойные? Три раза ха-ха. Люди от рождения бывают всякие. А национальные характеры возникают уже оттого, что система воспитания ломает эти индивидуальные особенности «об колено». В условиях Японии — многократно, чтобы с гарантией.
Да ладно, не в первый раз. Зная систему, можно ею манипулировать.
И пока старшие руководители бригады пытались меня «мариновать ожиданием», я пошатался по ближайшим развалинам, выискивая полезные ништяки.
Кухонный нож, со сгоревшей рукояткой. Это высокоуглеродистая кованая сталь, судя по мелкой фактуре узора ржавчины. Сойдет на первое время. Оторванная лицевая панель выдвижного ящика комода с рельефом — очень хорошая древесина, которую в двадцать первом веке вообще не купишь. Определенно беру. Разбитые настенные часы — так это вообще сокровище. Все не из «палок и говна» мастерить убер-пушки с соосными бластерами.
И принялся я за прогрессорство. Точнее, за адаптацию своих навыков строительства игрушечных двигателей к доступным материалам и инструментам. Да, было у меня такое увлечение до того, как сдуру лизнул череп незнакомого деда. Мини-двигатели на метаноле — это моя любовь с младшешкольного возраста. Кто нибудь скажет, сколько можно выжать мощности из клубка трубок и отливок, помещающегося на ладони? Двадцать ватт? Сорок? Кто больше?
А половину лошадиной силы не хотите? Особо отмороженные маньяки мини-двигателей, прицепляют их даже к велосипедам. Превращая тем самым велосипед в мопед, при сохранении, что важно, велосипедного внешнего вида. Да я, конечно, не настолько профессионал. Но зато живой и даже без поломанных костей, что, по моему мнению, гораздо важнее выкладки крутого видео на ютубе.
А, вот меня зовут. Похоже, до господина Симада дошло, что я развлекаюсь стандартным «воспитанием». Так что ждет меня сразу стадия два, ритуальное унижение, переходящее в мордобитие. Ура! За пол-дня продвинулся в карьере сразу на примерно неделю. Хороший прогресс, хоть и больно будет.
(часть завершена. Спрашивайте, что неясно)
