Вопросы альтернативной истории: Почему не вернутся линкоры?

Я хотел бы выразить особую благодарность коллегам Tungsten, youROKer и Watcher, за их неоценимую помощь в работе над данной статьей.

Содержание:

Для начала, расставим точки над “i”: я люблю линкоры. Меня восхищают эти громадные корабли, олицетворяющие собой мощь и несокрушимость, доведенную до кристальной чистоты. Я был бы только рад, если бы больше этих великолепных машин войны по-прежнему высились в портах создавших их стран, грозным напоминанием о былом величии.

Но будем честны: последний в мире заложенный и достроенный линкор, британский HMS “Vanguard”, был списан на лом больше полувека назад. Последний линкор в строю, американский USS “Виcконсин” был исключен из резерва флота и передан в музей в 2006 году. И тому были и есть объективные причины.

“Общепринятым” является положение, что линейные корабли были вытеснены авианосцами, так как не могли выдерживать атаки палубной авиации с больших дистанций. И это положение в значительной степени верно. Однако, не полностью. Хотя список линкоров, потопленных воздушными атаками, впечатляет, тем не менее, стоит отметить, что ни разу современный линкор не был потоплен только лишь авиацией, если располагал более-менее адекватным истребительным прикрытием.

Линкоры легко гибли от воздушных атак – это утверждение верно только в тех ситуациях, когда атакующая авиация имела полную свободу действий в воздушном пространстве вокруг линкоров. Если же линкоры имели прикрытие из истребителей, ситуация менялась: сам по себе факт присутствия истребителей вынуждал атакующие самолеты маневрировать и уворачиваться, осложнял условия атаки и позволял линкору более эффективно уклоняться от ударов и концентрировать огонь зенитных средств на меньшем числе целей одновременно. Высокая же живучесть линкоров позволяла им (обычно) выдержать некоторое количество попаданий без значимой потери боеспособности.

Реально, доминирующее положение линкоров в морской войне держалось на трех китах:

— Дальнобойность
— Огневая мощь
— Защищенность

Первый кит – “дальнобойность” — подвергся серьезному испытанию еще в самом начале XX столетия. Даже самые первые аэропланы, взлетавшие с кораблей, значительно превосходили по дальности орудия сильнейших линейных кораблей. Морская артиллерия как эталон дальности действия оружия оказалась бескомпромиссно сброшена с пьедестала: и даже ее самые ревностные сторонники были вынуждены признать тот факт, что физически невозможно увеличить дальнобойность обычных орудий до величин, сопоставимых с дальностью действия корабельной авиации.

Тем не менее, крушение этого кита само по себе не слишком сильно пошатнуло позиции линейных кораблей, в первую очередь – из-за технических ограничений самой авиации. Аэропланы начала XX века в значительно большей степени зависели от условий ведения боя, чем корабельная артиллерия, а их “огневая производительность” (если можно применить этот термин к авиации) была неизмеримо ниже. Кроме того, авианесущие корабли в силу особых требований к ним – наличие большой и плоской полетной палубы, крупного ангара под ней, большие запасы авиационного топлива – априори уступали линейным кораблям в защищенности. В ситуациях, когда корабельное соединение не могло удерживать дистанцию или было внезапно атаковано, линейный корабль мог сохранять боеспособность гораздо дольше и эффективнее авианосца.

Причиной падения второго кита – “огневой мощи” – стало управляемое оружие. Вторая Мировая Война стала настоящим дебютом ракет, беспилотных самолетов-снарядов и управляемых бомб. Главным следствием этого было то, что появился новый, отличный от привычных – пушка, самолет и торпеда – способ доставки боеприпаса к неприятелю. Им стала управляемая ракета.

Возможности управляемого ракетного оружия эффективно нивелировали прежнюю монополию линкоров на огневую мощь. Даже первые образцы управляемого ракетного оружия демонстрировали дальность, равную или даже превосходящую эффективную дальнобойность тяжелой морской артиллерии – и значительно более высокую вероятность попадания. Несмотря на все усилия, на разработку все более совершенных радаров и систем управления огнем, эффективная дальность артиллерийского огня линкоров в морском бою так и не превысила 25-30 километров, а средний процент попаданий – 5-7% от числа выстрелов даже в оптимальных условиях.

И дополнительным аргументом стало то, что практически не имевшие отдачи, ракеты совершенно не нуждались в огромных массивных корпусах линкоров (необходимых ствольной артиллерии) – и поэтому могли без каких-либо проблем устанавливаться на много меньшие корабли.

Уже в 1945 году, британский флот оформил техническое требование на “оружие X” – управляемую ракету корабельного запуска, обладающую “дальностью и мощностью 406-миллиметрового снаряда, при вероятности попадания порядка 20-25%”. Эта разработка не продвинулась дальше концептов (в первую очередь потому, что в 1940 и начале 1950-ых у Королевского Флота просто не было противников, заслуживающих создания специального противокорабельного оружия), но ясно продемонстрировала полное понимание превосходства управляемых ракет над тяжелой артиллерией. Советский флот, слегка оправившись от послевоенной разрухи, уже в 1947 начал активное изучение немецкого опыта разработки управляемого вооружения, а убедившись в его ограниченности – перешел к самостоятельным работам, успешно развернув в середине 1950-ых первые специализированные противокорабельные ракеты большой дальности. Аналогичные работы велись и американским флотом.

Третий и последний кит – “защищенность” – был повержен ядерным оружием.

Ядерное оружие нивелировало значение брони в обычном смысле. Никакой корабль, как бы хорошо он ни был защищен, не мог выдержать контактный подрыв (т.е. прямое попадание) ядерной боевой части. И даже не-прямое попадание было не менее “уравнивающим”.

Безусловно, что прочные и массивные линкоры с их толстыми броневыми плитами лучше выдерживали воздействие ударной волны атомного взрыва, чем крейсера и авианосцы. Но преимущество это было в разы, не на порядки. Согласно американским оценкам 1950-ых:

Из таблицы видно, что линкор получит критические повреждения при сверхдавлении до 45 psi, в то время как авианосец – при всего лишь 30 psi. Но эта величина по сути дела означает всего лишь расстояние от эпицентра взрыва фиксированной мощности, на котором сверхдавление во фронте ударной волны достигает указанных значений.

В переводе на дистанции, это означает, что авианосец получит критические повреждения находясь ближе 530 метров от эпицентра 25-килотонного поверхностного ядерного взрыва, а линкор – ближе 440 метров. Закон обратных квадратов неумолим, и разница в 90 метров от эпицентра, при всем желании, не является убедительным аргументом в пользу бронированных. Действие же ударной волны в толще воды (от подводного ядерного взрыва) было равно разрушительным на конкретной дистанции для всех типов кораблей.

Даже если броня бы и помогла линейному кораблю выдержать ядерный удар без значимых структурных повреждений, она никак не могла защитить антенны радаров, командно-дальномерные посты, и зенитные орудия. Линкор, переживший ядерный удар, был бы значимо ослаблен в сенсорных возможностях и защитном вооружении, и без прикрытия других кораблей мог бы легко быть добит последующими атаками.

Единственным надежным способом защиты от ядерного оружия для военных кораблей, было не допускать попадания. Носитель ядерного оружия должен был быть сбит или отклонен до сброса; это могли сделать палубные истребители, зенитные ракеты, средства радиоэлектронной защиты, зенитная артиллерия или прозаическая маскировка и введение противника в заблуждение — но этого никак не могла сделать броня линкоров.

И при всем этом, тем не менее, дискуссии на тему “почему больше не строят бронированные корабли” возникают снова и снова. Сторонники возрождения защитного бронирования на военных кораблях, как правило, аргументируют, что в настоящее время вероятность масштабных боевых действий с применением ядерного оружия (даже тактического) невелика, и вопросы боевой устойчивости кораблей к попаданиям снова приобрели актуальность. Они постулируют, что современное противокорабельное оружие не ориентировано на поражение бронированных кораблей – некоторые высказывают сомнения в возможности поражения бронированных кораблей в принципе, указывая на совершенствование средств защиты – и предполагают значительный рост боевой устойчивости защищенного броней корабля. Как правило, сторонники бронирования делятся на радикальных и умеренных:

— Радикалы (подкласс “авианосных дениалистов”, т.е. отрицающие центральную роль авианосцев в современной войне на море) предлагают бронированные ракетные/ракетно-артиллерийские корабли как революционное изменение военно-морской доктрины, и новый основной класс надводных кораблей.
— Умеренные соглашаются с центральной ролью авианосцев, но считают, что бронированные корабли могут быть эффективными силами передового развертывания при авианосных ударных группах и лучше адаптированы для оперирования в ограниченных акваториях морей.

В качестве доказательств, сторонники бронирования обычно приводят:

— Реактивацию американским флотом четырех линкоров типа “Айова” в 1980-ых и их введение в строй в качестве ударных ракетно-артиллерийских кораблей.
— Наличие бронирования (локального) на советских атомных ракетных крейсерах проекта 1144.
— Высокую уязвимость небронированных кораблей даже для единичных попаданий, продемонстрированную в ходе Фолклендского Конфликта в 1982 году.

На каждый из этих аргументов по-отдельности нетрудно привести возражения. Так, линкоры типа “Айова” были реактивированы американским флотом в общем-то исключительно из-за своих размеров, скорости и малой изношенности. По состоянию на 1980-ые эти корабли далеко не исчерпали своего исходного ресурса, и находились в очень хорошем состоянии, что позволяло эффективно эксплуатировать их с относительно низкими затратами. Их большие размеры позволяли установить на них ударное ракетное вооружение (восемь счетверенных пусковых установок ракет “Томагавк” и четыре счетверенные установки ракет “Гарпун”) без масштабных и дорогостоящих переделок – что опять-таки сводило вопрос к главному аргументу, цене. Которая все же могла быть ниже стоимости постройки новых кораблей.

Во всех смыслах, модернизация линкоров “Айова” была предельно “экономичной”. Корабли получили современные РЛС, системы связи, комплексы радиоэлектронной борьбы, но их оборонительное вооружение осталось практически прежним – за исключением замены четырех старых 127-мм артустановок на автопушки “Вулкан-Фаланкс”. Даже планировавшиеся поначалу к установке зенитные ракеты ближнего действия “Си Спэрроу” не были поставлены, поскольку не уложились в крайне ограниченный бюджет. В завершение разговора о “Айовах” стоит заметить, что стоявшие в резерве флота тяжелые крейсера типа “Де Мойн” все же не были реактивированы, хотя их износ был немногим больше. Главным камнем преткновения стали их ограниченные размеры – чтобы вместить на крейсера мощное ударное вооружение требовался демонтаж кормовой артиллерийской башни, переделка надстроек… что стоило не так уж дорого, но значительно превосходило стоимость “экономичной” модернизации.

Наличие бронирования на крейсерах 1144 – “коробки” вокруг реакторов, ракетных пусковых и артпогребов, толщиной порядка 75-100 мм -объясняется довольно просто. При своей огромной стоимости и значительных размерах, крейсера проекта 1144 имеют довольно плотную компоновку, и буквально набиты разнообразными боеприпасами, особенно в носовой части. Строить корабль, потенциально способный взлететь на воздух от попадания чего угодно в пусковую установку “Гранита” было бы слишком расточительно.

Что же касается британских эсминцев и фрегатов, погибших от единичных попаданий ракет при Фолклендах – следует помнить, что все эти корабли проектировались в 1960-ых в условиях крайне ограниченного бюджета и рассчитывались в первую очередь на ситуацию тотальной атомной войны. Так как предполагалось, что практически любое прямое попадание в подобных условиях так и так будет смертельным, то на живучести можно было с чистой совестью сэкономить, перенаправив скудное финансирование на более важные параметры.

И все же я считаю должным разобрать вопрос детально:

Как пробить броню?

Разберем для начала – так ли уж слабы в вопросе пробития брони обычные противокорабельные ракеты?

Возьмем для примера старый добрый BGM-109 “Томагавк”, вернее, его противокорабельную модификацию BGM-109B TASM. Эта ракета снаряжалась полубронебойной боевой частью (заимствованной от авиационной ракеты AGM-12С “Bullpup”), весом в 450 килограмм. Иначе говоря, вес, вполне сопоставимый с весом снаряда линкора.

Ракета поражает корабль противника, двигаясь на скорости в 900 км/ч, или порядка 250 метров в секунду. Не так уж много, казалось бы: снаряды линкоров даже на излете имели скорость порядка 300-450 м/c. Но тем не менее, отметим, что эти 450 кг на 250 метрах в секунду равноценны 14,1 мегаджоулям. Для простоты, мы учитываем энергию только боевой части (потому что при расчете энергии всей ракеты придется влезать в дебри пластической деформации ее корпуса при ударе, вычислять, сколько энергии расходуется на смятие корпуса и т.д.)

С чем это сравнить? Сопоставимую энергию (13,3 мегаджоуля) имел бронебойный снаряд американской 203-мм/55-калиберной пушки времен Второй Мировой. При весе 152 кг, и скорости порядка 418 метров в секунду, этот снаряд имел бронепробиваемость до 200 миллиметров вертикальной брони. Достаточно впечатляющее сравнение, согласитесь?

Согласно имеющимся данным, полубронебойная боевая часть TASM обладает бронепробиваемостью до 120 миллиметров, что вполне коррелирует с приведенными выше (согласен, несомненно упрощенными) аналогиями.

Но мы не учли одно важное преимущество ракеты. Ракета управляема. В то время как снаряд летит по баллистической траектории и ударяет в броню под полностью зависящим от исходных параметров выстрела углом, ракета в определенной степени контролирует свой угол удара.

Многие противокорабельные ракеты – в частности, тот же “Гарпун” – умеют делать вблизи цели “горку” и атаковать из пикирования. Обычно это делается для повышения точности при атаке небольших, низких целей (вроде катеров и всплывших субмарин), которые летящая горизонтально ракета рискует просто перескочить. Угол пикирования, как правило, ограничен 30-35 градусами, но нет никаких принципиальных проблем с тем, чтобы перевести ракету в почти вертикальное пикирование путем незначительной доработки программного обеспечения. Противобункерные модификации “Томагавка” и противоповерхностная версия “Гарпуна” (ракета SLAM) вполне успешно выполняют атаки из почти вертикального пикирования.

Это означает, что пытаясь защитить корабль броней, приходится исходить из принципа эквивалентной защиты с любого направления атаки. Иначе говоря, броневая палуба должна иметь ту же толщину, что и броневой пояс корабля – в противном случае, броневая защита просто не имеет никакого смысла. И это сразу создает целую серию проблем – площадь палубы, как правило, значительно больше площади надводного борта, и защита ее броней равной с поясом толщины выглядит… затруднительно по чисто весовым соображениям.

Ситуация выглядит еще более удручающей в контексте сверхзвуковых ракет. Вот, к примеру, результат попадания зенитной ракеты “Талос” (спроектированной в 1950-ых) в эскортный миноносец:

Ракета была оснащена инертной боевой частью, но чистая кинетика удара однотонной ракеты, пикирующей на скорости около километра в секунду, буквально сломала хребет кораблю. Фактически, это был эффект выстрела 406-мм орудия линкора в упор. Чистая энергия столкновения составила порядка 500 мегаджоулей – примерный эквивалент взрыва 100 килограмм тротила! – даже без учета недогоревшего топлива в баках ракеты.

В качестве более современного примера, возьмем хорошо известный П-270 “Москит”. Скорость этой ракеты достигает 2,5 МаХа (порядка 750 метров в секунду) при весе боевой части в 300 килограмм. Условно предположим, что эта боевая часть выполнена нами полностью идентичной бронебойному снаряду аналогичного веса (это не самое оптимальное решение, но допустимое). Отметим также, что применение современных методов и материалов – вроде титановых сплавов, обедненного урана и пластиковых взрывчатых веществ – позволяет существенно повысить возможности бронебойных боевых частей, по сравнению с историческими.

Что такое – 300 килограмм на скорости 750 м/с? Для простоты сравнения – это эквивалент выстрела прямой наводкой германской 280-мм/54,5-калиберной пушки SK C/34 (стоявшей на линкоре “Шарнхорст”). Согласно баллистическим таблицам, при таких параметрах бронепробиваемость снаряда превышала 500 миллиметров. Даже могучий “Ямато” не выдержал бы такого удара в свой главный броневой пояс – и, точно также как и в случае с “Томагавком”, ракете совершенно не обязательно атаковать корабль в пояс.

Также заметим, что в вопросе поражения брони мы совершенно не обязаны ограничиваться лишь старомодными решениями вроде бронебойных боевых частей. Давно – и хорошо – известны кумулятивные боеприпасы, способные эффективно пробивать броневые плиты значительной толщины.

В дискуссиях, против кумулятивных зарядов как противокорабельного вооружения обычно выдвигают то возражение, что кумулятивная струя быстро рассеивается и не пройдет сквозь верхние палубы корабля. Но зачем ограничиваться ТОЛЬКО старомодным кумулятивным эффектом?

Примером современного подхода к вопросу является, например, ракета TOW-2B, использующая два формируемых боеприпаса типа “ударное ядро”. Подобный боеприпас имеет значительно большую массу, чем обычная кумулятивная струя, и способен сохранять скорость порядка километров в секунду (за счет массы) на значительных дистанциях.

Возьмем для примера все тот же “Томагавк”. Длина его боевого отделения — в зависимости от модели от 1 и до 1,5 метров, при диаметре порядка 0,52 метра. Используя приведенную выше (на иллюстрации) схему расположения зарядов с ударным ядром перпендикулярно оси ракеты, мы спокойно можем расположить в корпусе ракеты 2-3 подобных заряда, в полметра диаметром каждый. Согласно приблизительной формуле, бронепробиваемость ударного ядра примерно равна 0,5-0,75 диаметра заряда, т.е. для наших полуметровых зарядов мы получим пробитие брони толщиной в 250-300 миллиметров. Ни один построенный линейный корабль не имел такой толщины броневой палубы.

Чтобы не ограничивать фугасный эффект, мы можем (благодарю за идею коллегу Tungsten’а!) использовать фугасную боевую часть, в поверхность которой внизу будет встроена (под углом к диаметральной плоскости ракеты) пара 0,3-0,35 м воронок, формирующих ударные ядра.

Если этот гипотетический “Томагавк” с двумя ударными боевыми частями влетит в надстройку корабля и сдетонирует над палубой, то он, во-первых, начисто разрушит собственно, надстройку, а во-вторых – посланные вниз ударные ядра прошьют корабль навылет в двух точках. Тонкие внешние палубы, попавшиеся на пути подушки и матрасы, и прочая мелочь их совершенно не остановят – масса и энергия ударных ядер слишком велика.

Еще одним возражением против кумулятивных боеприпасов на море является их слабое заброневое действие. И в определенной степени эта критика верна – ударное ядро поражает только то, что попадается на его пути, и если оно не попадет ни во что важное – то ущерб будет весьма невелик.

Но так ли уж много под броней просто пустого пространства? Нет. Броня, в конце концов, сделана, чтобы защищать что-то, находящееся под ней и достаточно важное; она слишком тяжела и дорога, чтобы устанавливать ее для защиты просто пустого пространства. То есть если мы попали в броню – с высокой степенью вероятности, под ней будет находиться что-то жизненно важное, что не слишком-то хорошо воспримет попадание ударного ядра. Точность же современных ракет – использующих оптико-электронные сенсорные матрицы, лидары или радары миллиметрового диапазона для построения модели цели – вполне позволяет им произвести подрыв с таким расчетом, чтобы максимально повысить вероятность поражения жизненно важных частей корабля.

Слева – изображение цели, заложенное в блоки наведения управляемой бомбы GBU-32B. Справа – изображение цели, снятое радаром ГСН этой бомбы.

Возможны и другие решения, использующие комбинации кумулятивных боевых частей и традиционных боеприпасов. Прекрасным примером являются фугасно-кумулятивные боевые части, вроде бетонобойной боеголовки BROACH, устанавливаемой на некоторых современных крылатых ракетах. Такая боеголовка сочетает кумулятивный заряд (впереди боевого отделения) и фугасный заряд позади. При контакте с преградой, первым подрывается кумулятивный заряд, и кумулятивная струя пробивает отверстие, проделывая брешь в преграде. Следом же за ней ударяет фугасная боеголовка, которая проламывает уже ослабленную преграду – пробитую кумулятивным зарядом – и детонирует внутри.

Подобное решение может не работать в чистом виде против металлической брони (все же изрядно отличающейся по свойствам от железобетона), но вполне возможным является разработка специализированных боевых частей, использующих кумулятивные струи – или ударные ядра – для ослабления броневой плиты, которая затем пробивается обычной боевой частью.

Нужно ли пробивать броню?

Обсудив вопросы пробития брони, мы, однако, не уточнили одного важного момента – а надо ли ее пробивать?

Я напоминаю, что пробитие брони – это средство, а вовсе не цель. Цель – вывести из строя корабль противника, сделать его небоеспособным, или уничтожить. Можем ли мы сделать это, не пробивая брони? Да.

Простейший способ избежать всех затруднений с преодолением броневой защиты, это бить в подводную часть. Подобным образом действуют мины, торпеды, и авиабомбы при близких промахах. Поражение в подводную часть обычно куда эффективнее, чем в надводную, поскольку к списку разрушений добавляется еще и затопление, выход из строя машин и механизмов, и нарушение структурной прочности корабля. Буквально несколько хороших подводных попаданий в военный корабль, и мы получаем полузатопленную, креняющуюся развалину, едва способную двигаться и лишенную какого-либо действующего вооружения – при этом его броня может быть даже не поцарапана.

Главной проблемой минно-торпедного оружия являются проблемы его применения. Торпеды двигаются в весьма плотной среде, где расход энергии на движение гораздо выше, и их эффективная дальность существенно уступает дальности гораздо более компактных противокорабельных ракет. Советская дальнобойная торпеда 65-76 “Кит” имела впечатляющие габариты и массу более 4,5 тонн, но ее дальность хода не превышала 100 км на скорости в 30 узлов и всего 50 км на скорости в 50 узлов. Большинство современных торпед имеют куда более скромные характеристики.

В результате, противокорабельные торпеды практически исчезли из арсеналов надводных кораблей, и остались вооружением подводных лодок. Однако, подводная лодка в силу специфики ее применения не может рассматриваться как ответ на весь спектр тактических ситуаций. Торпедоносная авиация была весьма популярна в 1910-1950-ых, но с развитием средств противовоздушной обороны перестала рассматриваться как эффективное вооружение; в настоящее время авиационные торпеды сохраняются только как противолодочные средства.

Ракето-торпеды (не путать с ракетными торпедами) в настоящее время не столь распространены именно в противокорабельной роли, но в 1950-ых они были достаточно популярны. Их идея в общем-то проста: беспилотный летательный аппарат (“ракета”, хотя меня всегда раздражала неопределенность этого термина в русском языке) доставляет в район цели самонаводящуюся торпеду. Вблизи цели торпеда отделяется, падает в воду и начинает самостоятельный поиск цели. В настоящее время они обычно используются в качестве дальнобойного противолодочного вооружения, но вполне возможно и их противокорабельное применение.

Но существовало и более простое решение. Этим решением были специальные “ныряющие” боевые части на ракетах, которые были сконструированы чтобы нырнуть в воду у борта, и поразить корабль противника в подводную часть. Впервые разработкой такого оружия занялись немцы во время Второй Мировой; ими была успешно испытана управляемая ракета Hs. 294, оснащенная отделяемой ныряющей боевой частью.

Ракета запускалась с самолета-носителя и велась к цели при помощи радиокомандного управления. Возле цели, ракета падала в воду, крылья и задняя часть фюзеляжа отделялись, и освободившаяся боевая часть конической формы продолжала движение в воде за счет оставшегося запаса кинетической энергии. Установленное в носовой части т.н. кавитационное кольцо (кольцевой выступ с вырезом сверху) обеспечивал движение боевой части в воде по дуговой траектории, заводя ее под корпус неприятельского корабля.

Немцы не успели применить это оружие на практике, но принципиальную концепцию подхватили в СССР. Ознакомившись с немецким оружием и детально изучив его недостатки, советские инженеры заимствовали самую ценную составляющую – идею ныряющей боевой части – и разработали на ее базе первую советскую противокорабельную ракету КСЩ (корабельный снаряд “Щука”). Много более совершенная, чем немецкий предшественник, “Щука” использовала тот же принцип — отделяемая ныряющая боевая часть, подныривающая под корабль противника и поражающая его в подводную часть.

Не существует никаких принципиальных причин, почему ЛЮБАЯ современная противокорабельная ракета не могла бы быть оснащена ныряющей боевой частью. В конкретных случаях могут иметь место компоновочные проблемы, но большинство современных ПКР имеют модульную конструкцию – особенно дозвуковых – и допускают значительные переделки. Этого не делают ровно по одной причине – стоимость таких частей выше, чем у обычных фугасных и полубронебойных, а взрывчатый заряд существенно меньше, и (за отсутствием бронированных кораблей) в них нет прямой необходимости. Однако, если кто-либо начнет по какой-то причине строительство бронированного корабля – можно предполагать, что модификации существующих ПКР будут подготовлены раньше, чем этот корабль будет спущен на воду.

Кроме подводной части, ахиллесовой пятой надводных кораблей являются радарные антенны – которые не могут быть защищены броней. Современные радары с ФАР менее чувствительны к повреждениям, но ни в коей мере не являются неуязвимыми, и разрывы фугасных ракет в надстройках корабля очень эффективно разрушают антенные посты. Пробивать броню для этого совершенно не требуется.

Выведение из строя антенн делает корабль слепым и глухим, практически не способным обороняться. Исключением являются те ситуации, когда корабельная БИУС обладает возможностью действовать по внешнему целеуказанию – как, например, Aegis может действовать по данным других кораблей, или самолета ДРЛО. Но если мы вынуждены изначально исходить из того, что наш бронированный корабль будет вынужден действовать по внешнему целеуказанию – то, фактически, его роль сводится к роли плавучего бронированного арсенала для наводимых другими единицами ракет!

Продолжая эту логику, мы приходим к выводу, что если наш бронированный корабль – это не более чем плавучий ракетный арсенал, то мы можем с самого начала сэкономить и не ставить на него радары и СУО, а также сократить численность команды. Ибо именно электроника, и обслуживающий ее квалифицированный персонал являются самыми дорогими элементами военного корабля. Но если мы совершаем этот шаг, то выясняется неприятный факт: на нашем бронированном корабле не осталось ничего, что имело бы смысл защищать броней! Сами по себе ракетные пусковые стоят копейки, и ракеты в них также недостаточно дороги, чтобы оправдать бронирование. На те же самые деньги, что и один бронированный корабль, мы сможем построить десяток небронированных самоходных барж-арсеналов, и обеспечить тому же количеству ракет гораздо лучшую защищенность путем рассредоточения.

Кто заплатит за броню?

Наконец, рассмотрим вопрос о практической целесообразности брони.

Вполне понятно, что в ограниченном пространстве военного корабля ничто существенное не может быть установлено просто “на всякий случай”. Стоимость военных кораблей и так высока, и любое не являющееся ключевым инженерное решение всегда проходит проверку: имеет ли смысл поставить его, или занимаемый им вес можно израсходовать более рационально? Для примера, возьмем обыкновенный крейсер проекта 1164 (“Слава”) и попробуем приделать на него бронирование.

Крейсера проекта 1164, это достаточно крупные корабли. Их полное водоизмещение составляет более 10000 тонн – как тяжелый крейсер периода Второй Мировой. Попробуем нацепить на эти корабли довольно скромное бронирование, толщиной – для простоты калькуляций – в 100 миллиметров.

Для эксперимента ограничимся минимальным – защитим броней пространство от 140-го и до 265-го шпангоута. В него как раз впишутся силовые установки и погреба зенитных ракет, плюс некоторый избыток места. По высоте, прикроем до уровня верхней палубы (особого выбора нет, из-за торчащих барабанов ЗРК С-300Ф) и метра на 3 ниже ватерлинии (исключать подводные попадания мы тоже ведь не можем!)

По длине наша броневая “коробка” получилась примерно в 65 метров. По высоте – примерно 10 метров. Ширину ее примем равной ширине корабля, т.е. 20 метров.

Попробуем высчитать ее вес?

Площадь бортового бронепояса у нас получилась 65*10=650 квадратных метров. Или 6500000 квадратных сантиметров. Перемножим на толщину (10 сантиметров) – получим 65000000 кубических сантиметров стали. При удельном весе стали в 7,8 г/cм3, мы получим вес броневого пояса – 507 тонн. Это на один борт; на оба будет 1014 тонн.

Но это мы посчитали только пояс, а ведь еще есть броневая палуба! Мы не можем сделать ее меньшей толщины – как мы помним, ракете все равно куда врезаться! Площадь броневой палубы – 65*20=1300 квадратных метров. Повторив те же вычисления, мы получим что вес броневой палубы будет еще 1014 тонн.

Можно еще посчитать вес траверсных переборок, но результат уже ясен. Бронирование такой весьма скромной части корабля довольно скромной толщины броней будет весить 2028 тонн. Если мы захотим еще увеличить защищаемое пространство – например, чтобы обеспечить кораблю запас плавучести, защищенный броней – то цифра легко выскочит за 5000 тонн. Что означает, что нам придется увеличить водоизмещение корабля, и значительно, только ради того, чтобы таскать эту броню при прежнем вооружении и силовой установке. Едва ли это можно признать эффективным решением, особенно с учетом того, что при подводных повреждениях вся эта броня будет лишь дополнительными тоннами, тянущими корабль на дно.

Мне вполне резонно возразят, что современные материалы могут обеспечить ту же защищенность при меньшем весе. Могут – но ценой стоимости. Броневые плиты корабельного качества отнюдь не дешевое удовольствие, даже когда изготовлены из стали. Цена броневых плит, например, из вольфрама или обедненного урана, будет запредельной (не говоря уже о стоимости дополнительных требований связанных, например, с радиационной защитой такой брони).

Кроме того, броневые плиты поставят крест на таких важных экономически параметрах как ремонтопригодность и модульность. Вы не сможете сделать корабль легко модернизируемым и адаптируемым, если каждый раз вам надо отдирать броневые плиты с палубы. Кстати, именно по этим соображениям не стал дизельным линкор “Ямато” – конструкторы подсчитали, что при низкой надежности японских дизелей регулярно пилить двухсотмиллиметровую бронепалубу для их замены выйдет в копеечку.

Наконец, против бронирования работает, парадоксальным образом, и аргумент живучести. Чтобы защитить броней жизненно важные части корабля – эти самые жизненно важные части должны быть скомпонованы как можно более тесно (как мы уже отметили раньше, даже небольшие количества брони весьма тяжелые!) Проблема в том, что это приводит к парадоксальному результату: любое пробившее броню попадание выводит из строя что-нибудь ценное.

В то время как на небронированном корабле жизненно важные части могут быть свободно рассредоточены по корпусу, на бронированном они вынужденно сосредоточены в тесном объеме броневой цитадели. И если броня не выдерживает всех попаданий неприятельского оружия, то практически любое пробитие таковой завершится для корабля очень неприятными последствиями. Как следствие – если развитие средств пробития брони превзойдет то, на которое рассчитывался бронированный корабль, то он практически сразу утратит боевую ценность.

Заключение

Вымирание бронированных кораблей было объективным процессом, обусловленным исчерпанием возможностей пассивной броневой защиты и появлением новых средств, как активной защиты, так и нападения. Развитие электроники и управляемого оружия сделало возможным намного более эффективную защиту, чем обеспечиваемая броней – не выдерживать попадания, а избегать попаданий (уничтожая или отклоняя неприятельские средства поражения).

Возрождение брони на современных боевых кораблях не имеет смысла, исключая разве что противоосколочную защиту ключевых боевых постов. Броневые плиты дороги и массивны, и даже минимальная защита из таковых требует неоправданного прироста размеров и стоимости корабля. Современные средства поражения могут эффективно преодолевать броневые преграды практически любой толщины. Наконец, совершенно не обязательно пробивать броню, чтобы вывести корабль из строя.

Я понимаю, что эти выводы не придутся по душе любителям бронированных левиафанов (к которым отношусь и я сам). Но надо смотреть в глаза реальности… которая, кстати, вовсе не так уж и печальна. Потому что крупные не-авианесущие корабли, ориентированные в первую очередь на самооборону, выживание под интенсивными атаками и нанесение мощных ударов –определяющие параметры линкоров – возвращаются в лице эсминца USS “Зумвальт”)

По сути, этот великолепный монстр является линкором – кораблем, рассчитанным на то, чтобы выживать самому и продолжать действовать в самых интенсивных конфликтах, а не защищать других. Но его боевая живучесть обеспечивается не броней, а сведенной к минимуму радиолокационной и инфракрасной заметностью (что затрудняет его обнаружение и позволяет гораздо легче обманывать головки самонаведения ракет противника, маскируя свою слабую сигнатуру среди помех) и чрезвычайно эффективными системами самообороны (при, отметим, крайне ограниченных возможностях защиты кого-либо кроме себя). Точность и изящество активных средств обороны сменили грубую силу пассивной броневой защиты.

источник: https://fonzeppelin.livejournal.com/5890.html