Тяжёлая альтернатива №28

В предыдущей статье юзалась идея использовать в качестве базы для САУ шасси от уже не устраи­вающего армию, но очень долго, сложно и дорого давшегося тяжёлого танка Т-35А.

Сказано — сделано. Но, как быть с потребностью РККА в тяжёлом танке прорыва?

Вообще-то, разработка танка на замену Т-35А уже ведётся в ОКМО с 1933 года. Но надо сразу заметить, что тот чудовищный монстр (Т-39) проектировался в весовой категории от 75 т, и эта работа (даже учитывая, что уже из-за своей фантастической массы, по сути, изначально велась на мусорную корзину), безусловно, не из лёгких, и могла бы тянуться гораздо дольше мороки с 50-тонной громадиной Т-35А.

(Столь же красивый, сколь и бесполезный тяжёлый танк Т-35А)

Кроме того, Т-35А заказывался массой 37 т, а получился более 50. В случае Т-39, при стартовой массе в 75 т (уже совершенно неподъёмной ни для нашей тогдашней промышленности, ни для логистики), на выходе машина получится (если вообще получится!) просто сумасбродно тяжёлой. В сущности, так оно и вышло. Когда масса Т-39 ещё в проекте(!) начала угрожающе приближаться к 90 тоннам, заодно обозначив свою совершенно неприличную стоимость, тему в 1934 году просто закрыли.

(Один из вариантов тяжёлого позиционного танка прорыва Т-39. Настоящий «мавзолей» на гусеницах)

Благо тогдашний нарком обороны К. Е. Ворошилов, в отличие от своего зама по вооружениям Тухачевского и начальника АБТУ Халепского, прожектёром и авантюристом не был.

А теперь вернёмся в АИ. Начатая в 1933 году разработка безумного Т-39 – штука не быстрая, и в 1934-ом ещё вовсю продолжается. А Т-35А решено не выпускать – вместо него ХПЗ будет поти­хоньку собирать САУ СУ-35А (о ней в предыдущей статье).

И как теперь быть?

Очень просто… ежели в стране кое-что меняется. Ну, типа Тухачевского и Халепского «уволили» за вредительский троцкизм (по факту – за вопиющую некомпетентность). ОКМО реформировали, частично распределив наиболее опытные кадры по танковым КБ серийных заводов, оставив лишь сугубо «теоретиков» в расчёте когданить превратить это «заведение» в некий «танковый НИИ», где самое место проектам всяких Т-39. А пришедшие на смену Тухачу и Халепскому люди «вдруг» оказались чутка иных взглядов.

В итоге, с их подачи, на самом верху решено – 174-й з-д отныне специализируется на «пехотных» танках – слово «лёгкий» больше не употребляется, поскольку и пехотный танк уже явно нуждается в броне более прочной, чем противопульная жестянка. А значит, не таким уж лёгким он будет… Ну и поскольку к тому самому 1934 году КБ 174-го танкового з-да (выпускавшего Т-26), вполне себе справилось с доведением Т-26 до ума и вывело производство танка на заводе на проектную мощность, ему уже ничто не мешало получить заказ на новый пехотный танк (начинать можно хоть с модификации того же Т-26), броня которого будет держать на основных дистанциях боя снаряды малокалиберных противотанковых пушек, которые распространялись по миру с быстротой эпиде­мии гриппа, превращая всю бронетехнику с противопульным бронированием в малоэффективный устаревший хлам.

ХПЗ, выпускавший БТ, вместо очередной картонки БТ-7 (первый опытный образец был готов к 1 мая 34 года, а серийный выпуск в РИ должен был начался в следующем, 1935 году) получил задание на переработку БТ-7, уже с бронёй, выдерживающей обстрел из тех самых малокалиберных ПТП со всех дистанций. И с трёхдюймовым орудием, конечно! О том, что это опять будет «лёгкий танк», никто, разумеется, уже не заикался, поскольку по бронезащите и основному вооружению эта машина уже будет вполне сопоставима со средним Т-28. Поэтому танк в документах значился как «манев­рен­ный танк механизированных соединений». Термин «крейсерский» – которым британцы решили обозначать танки сходного назначения, не употреблялся. Пока, по крайней мере…

На плавающих танках-разведчиках по прежнему специализировался 39-й з-д, и максимум, что от тех танков можно было требовать в плане усиления бронезащиты – это, наконец, выдерживать обстрел из банальной винтовки со всех дистанций и, по возможности, из ККП и ПТР на дистанциях более 500 м.

А вот ЛКЗ, где выпускали Т-28, озадачили созданием на его базе тяжёлого танка умеренных пара­метров.

И предпосылки к этому были не плохие!

Дело в том, что изначально Т-28 заказывался разработчикам как тот самый «маневренный танк для механизированных соединений», который можно было бы строить приличной серией, чтоб он мог использоваться как самостоятельно, так и для качественного усиления лёгких танков.

Образцом для разработки Т-28 послужил британский 16-тонный Виккерс, и чтоб его хоть чутка пере­плюнуть, массу «нашего ответа Чемберлену» разрешили увеличить до 17,5 т.

(17,5-тонный прототип «среднего маневренного» танка Т-28)

Но лучшие умы танкостроя из ОКМО и тут сделали всё как всегда – вместо технологичного (относительно лёгкого, с противопульной защитой) и, соответственно,  не шибко дорогого, вполне универсального танка массой в 17 т, который можно строить приличной серией, они впарили РККА 25-тонное чудовище, которое даже такое передовое предприятие, как ЛКЗ, могло собирать едва не штучно.

Танкосборочный цех ЛКЗ, первоначально рассчитывавшийся на выпуск 150 17-тонных Т-28 в год, выпускал в среднем вдвое меньше 25-тонных машин (планку в 100 танков удалось преодолеть лишь дважды за все годы выпуска).

И ещё. В конструкции Т-28 товарищем Гинзбургом была заложена одна очень «новаторская» фишка – танк имел чрезвычайно сложную и эластичную балансирную подвеску, которая по задумке должна была обеспечить танку возможность вести прицельный огонь на приличных скоростях. Что, разумеется, оказалось полной фикцией. Не имея стабилизаторов вооружения, танки того времени стрелять прицельно в поле на ходу не могли с любой подвеской. При этом, перегружать такую под­веску было крайне нежелательно. Она и при нормальной массе Т-28, имела ряд деталей, которые быстро изнашивались и требовали регулярной замены.

Поэтому:

1. Заменить в серии Т-28 на более тяжёлый танк, не гонясь за количеством, вполне можно, по­скольку ЛКЗ в принципе всё равно, какой танк выпускать в таких «гомеопатических» количествах, в каких он собирал реальные Т-28. Если, конечно, технология изменится не шибко сильно.

2. Если заменить ту «сверхэластичную» подвеску на пусть более грубую, но одновременно более прочную и надёжную – например от того же Т-35А, вполне можно сделать умеренный тяжёлый танк на базе Т-28.

Теперь определимся с тем, какой тяжёлый танк устроил бы РККА. В идеале, она хотела танк с защитой от основных средств ПТО и даже, пусть на дистанциях превышавших среднюю, от огня дивизионных орудий – которые составляли основу вооружения ДОТов сильно укреплённых оборонительных полос – супротив которых собственно и нужен был РККА тяжёлый танк. А это, по тогдашним представлениям, 40-60 мм брони (на дистанции 500 м модернизированная в 1930-ом году дивизионная трёхдюймовка обр. 1902 г. с длиной ствола 40 клб. пробивала до 50 мм брони). Именно такую планировалось поставить на Т-39.

Для борьбы с теми же ДОТами, танк должен был вооружаться орудием корпусного калибра – т. е. либо 107-мм пушкой, либо 152-мм гаубицей. Что опять-таки и «сваталось» Т-39.

Но вот проблема, при всём энтом счастье, Т-39 весить должен был от 75 т и выше… И как при таком раскладе сделать «умеренный» тяжёлый танк, опираясь на базу в виде Т-28?

Опять-таки, не жадничая! Т-39 должен был, согласно тогдашней моды, быть много-многобашенным и нести разнообразное артиллерийское вооружение. За каким лешим – будем разбираться.

Если уж нам нужен танк для прорыва заблаговременно укреплённой полосы долговременной пози­ционной обороны – спрашивается, ЗАЧЕМ на тяжёлый танк ставить сразу несколько малокалибер­ных, по сути, противотанковых пушек? Они же заведомо не годятся для борьбы с полевыми укреплениями (тут и трёхдюймовки маловато). Да и использовать как батальонную пушку в пехоте её сложно – мало того, что эффективность «сорокапятки» даже в этом качестве ничтожная, так у танка ещё и возимый БК не бесконечен, и обзор плох. Зато лишние башни – это лишний вес. И не маленький. Особенно учитывая, что лишние башни – это не только собственно башни со всей их начинкой, а и громадный корпус танка, с местом, куда можно поставить это бесполезное «счастье».

Говорят – противотанковые пушки нужны тяжёлому танку против танков противника! А откуда те танки возьмутся, в той самой полосе позиционной обороны противника, если вражина сознательно и загодя сделал всё, чтоб там сама местность стала танконедоступной и танконепроходимой? Рвы, эскарпы, надолбы, тетраэдры и прочие инженерные заграждения оставляют танкам других классов не много шансов на передвижение по такой местности без инженерной поддержки.

Но, возможно, имелось ввиду, что противник успеет перебросить резервы – прежде всего танковые, чтоб заткнуть брешь в обороне, пробитую теми самыми тяжёлыми танками?

Опять нет! Во-первых, позади линии обороны (как и перед ней), как правило, располагают минные поля, задача которых как раз и заключается в том, чтоб остановить прорвавшиеся танки, дабы дивизионная артиллерия успела перенести на них свой огонь, а пехотные резервы успели закре­питься на второй линии обороны. Во вторых, та самая вторая линия обороны, как правило, точно так же превращает местность в танконедоступную, как и первая.

Дык, может быть, противотанковые пушки нужны тяжёлым танкам, чтоб биться с танками против­ника после ПОЛНОГО прорыва обороны врага?

Это возможно, но опять скорее исключение из правила. После преодоления последней полосы обороны противника, в тот самый прорыв, и уже с инженерной поддержкой, должны ринуться орды наших средних и лёгких танков – и вот именно на них (прежде всего на средние) делался расчёт касательно встречного боя с танками из оперативного резерва противника. Эти ломанувшиеся в прорыв лёгкие танки, имея при себе средние как средство качественного усиления, делились на две группы – группа «ближнего действия» должна была нейтрализовать тяжёлую артиллерию против­ника и уничтожать подходящие резервы. А группа «дальнего действия» – выполнять задачи уже в тылу противника, вырвавшись на оперативный простор. А вот тяжёлые должны были подавить остатки ПТО, чтоб они не мешали средним и лёгким танкам, уничтожить уцелевшие защищённые огневые точки (не защищённые лёгкие и средние танки и сами подавят), а затем расширять прорыв и обеспечивать фланги до подхода пехоты. А когда и эти задачи будут решены, с чистой совестью двигать на сборный пункт исправных или неисправных машин – по обстоятельствам.

В прорыв, вглубь обороны противника им ехать не нужно – и так ресурс невелик, а БК уже практи­чески исчерпан. Да и ехать-то, по большому счёту, некуда – противник, если он не круглый идиот, едва обозначится наш прорыв, обязательно уничтожит на участке прорыва все мосты и переправы.

Кроме того, ожидая от 45-мм пушек борьбы с танками противника, многие как-то забывают, что Т-35А, как Т-28, должны были вооружаться не короткостволой версией полковушки, а специальной танковой полуавтоматической пушкой ПС-3 с нормальной баллистикой и бронепробиваемостью. Т.е. 76,2 мм пушка должна была быть универсальной, способной эффективно работать и по лёгким полевым укреплениям, и по пехоте и, если нужно, по любой бронетехнике противника. Зачем такой крутой пушке убогие 45-мм помощники?

(Т-28 с универсальной 76,2-мм пушкой ПС-3. Вооружение Т-28, как и Т-35А, короткостволой КТ допускалось изначально сугубо как временный вариант)

Ну и ежели кто думает, что 45-мм пушка нужна тяжёлому танку только как «запаска» для работы по слабозащищённым целям ради экономии БК основного мощного орудия, то и тут, скорее всего нет. Даже под 45-мм пушку башня с БК весит едва ли не больше, чем даже удвоенный БК к основному орудию. Так не рациональнее ли было, ВМЕСТО лишних башен с 45-мм пушками, усилить броню главной башни и очень существенно увеличить БК основного орудия?

Ну, вот примерно так могли бы рассуждать АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ персонажи, пришедшие на смену Тухачевскому и Халепскому. В РИ же, мотивация вооружения тяжёлого танка прорыва была сильно иной. Жадной и примитивной. Хотелось башен побольше и пушек побольше, чтоб и огневая мощь была большая и «живучая», и лупить танк мог одновременно по нескольким целям. Зато «цена вопроса» в виде неизбежного роста массы такого танка со всеми печально вытекающими послед­ствиями их, похоже волновала мало. Как хотите, почтенные коллеги, но для меня лично любая мегаломания в танкостроении – авантюризм и один из признаков некомпетентности при выработке ТТТ.

В общем, на альтернативном ТЯЖЁЛОМ, но при этом умеренном танке, сделанном на базе Т-28, будет заказанная АБТУ броня (лоб корпуса 60 мм, борт-корма 40 мм), две малые, достаточно лёгкие и компактные, сугубо пулемётные башенки (а как же в то время без них на танке-то прорыва, который залёгшая под огнём противника пехота поддерживать и прикрывать не сможет, пока тот самый тяжёлый танк не подавит основные огневые точки?), и только одна большая пушечная (главная) башня.

АБТУ хотело орудие корпусного калибра, поскольку 76,2-мм пушка, хоть и считалась вполне удовле­творительной против лёгких полевых укреплений, супротив капитальных укреплений уже катего­ри­чески не годилась. Но согласитесь – на танк, сделанный на базе Т-28, ни 107-мм пушку, ни 152-мм гаубицу не поставить – ну разве только превратив танк в САУ.

Но зато, если подумать и вспомнить, в закромах бывшего Путиловского з-да, который сейчас «Красный Путиловец», а после убийства Кирова в том же 1934-ом будет переименован в Кировский (тот самый завод, где делают Т-28 и 76,2-мм короткостволые пушки для него), ещё со времён ПМВ пылится закупленная для русской армии лёгкая 105-мм горная гаубица Шнейдера.

Её после испытаний и соответствующей доработки собирались принять на вооружение русской армии и выпускать на том самом Путиловском з-де. Вот только у русской армии (как и у промыш­ленности) в ПМВ и с уже принятой на вооружение артиллерией были большие проблемы, не говоря уже об орудии ещё одного калибра!

В общем, о той гаубице вспомнили, и предложили артиллерийскому КБ ЛКЗ просто переделать эту, очень лёгкую и компактную артсистему в танковое орудие более привычного 107-мм калибра, сделав его основным вооружением нового умеренного тяжёлого танка прорыва. Того, что это орудие довольно короткостволое, с соответственно не очень хорошей баллистикой, опасаться не нужно, поскольку на РИ Т-28 ставилась тоже довольно короткостволая пушка-окурок с паршивой баллис­тикой, но при этом и калибра уже совершенно не отвечающего задачам, стоящим перед тяжёлым танком прорыва.

А у той 105-мм горной гаубицы имелись три чертовски привлекательных достоинства: вес ствола с замком – практически как у полковой пушки обр. 27 г., из которой слепили танковую КТ. Длина отката – МЕНЬШЕ, чем у той самой полковой пушки. Зато вес снаряда – вдвое больше, чем у полковой или даже дивизионной трёхдюймовки (а при калибре не 105, а 107 мм будет ещё больше!). Что касается импульса отдачи – тут тоже есть пара благоприятных моментов – вес заряда у той гаубицы даже поменьше, чем у трёхдюймовых пушек, что в сочетании с коротким стволом (всего 9,5 клб. против 16 у полковушки или танковой КТ) делало установку той гаубицы (даже с увеличенным до 107 мм калибром) делом не сложным и весьма перспективным. Перспективным в том смысле, что в случае успеха мероприятия, со временем, нам никто не мешает увеличить и длину ствола, и мощность заряда, компенсировав этот рост мощности орудия дульным тормозом.

Супротив бронетехники противника (а как же без учёта и таких целей-то?!) это орудие тоже, В ТО ВРЕМЯ, вполне подходяще – 107-мм фугас или ОФС (о специальных бронебоях пока и говорить смысла нет) гарантированно выведет из строя практически любой танк противника того времени. (С этой задачей даже трёхдюймовая шрапнель с поставленным на удар взрывателем вполне справлялась). Потом, ближе к концу 30-х, уже можно будет и о специальном ББС-е подумать – ведь помимо танковой брони, нашему тяжёлому танку прорыва придётся ещё и всевозможные броне­заслонки и бронеколпаки ДОТ-ов ломать. А это наверняка потребует увеличения бронепроби­ва­емости орудия хотя бы до 50-60 мм.

Для поражения слабо защищённых целей, в отдельной шаровой установке главной башни будет стоять 12,7-мм ККП ДК. Да, их выпускали маловато. В РИ. А вот в АИ значение этого оружия пони­мают очень хорошо и выпуск непрерывно растёт – т. е. для не слишком значительного количества тяжёлых танков, точно хватит.

В малых башнях и в кормовой нише главной башни (он же может устанавливаться на зенитную турель) по одному пулемёту ДТ калибра 7,62 мм.

Экипаж – 6 чел.

Сказано – сделано. Ну и вот, он, собственно… Умеренный (во всём!) тяжёлый танк прорыва (разработки 1934 года), который вполне способен делать свою работу, и при этом годный для выпуска в объёме до сотни машин в год!

Тяжёлый танк СК-1 («Сергей Киров-1») выпуска 1937 года. Боевая масса ок. 33-34 т. Двигатель М-17 в модификации мощностью 520 л.с. Скорость с новой трансмиссией – 40 км/ч. Запас хода 100 км. Броня: лоб корпуса и башни – 60 мм. Борта и корма корпуса и главной башни – 45 мм. Малые башни – 45-25 мм. Вооружение: 107-мм танковая пушка с длиной ствола 12 клб., 12,7-мм ККП, 3-4 пулемёта калибра 7,62 мм

Узлы и агрегаты исходного танка Т-28, которые не выдерживают новых нагрузок и не могут быть усилены/модифицированы, заменяются на узлы и агрегаты от 50-тонного Т-35А. Корпус (конструк­тивно и технологически подобный Т-28) увеличивается ровно настолько, чтоб на нём с комфортом (т. е. на погоне большего диаметра) встала новая башня увеличенного под новое вооружение размера и поместились усиленные агрегаты трансмиссии.

В принципе, такой танк удовлетворяет большинству ТТТ АБТУ в 34-38 г.г. И, есть небольшая надежда, что если бы РККА располагала к концу 30-х несколькими бригадами таких мощных, хорошо защищённых и достаточно подвижных танков, финны в 39-ом приняли б наши условия, и никакой Зимней войны не случилось бы. А и случись – тем хуже для финнов, и наше наступление одним Выборгом явно не ограничится…