Проблемы социально-экономического развития Российской империи, часть II

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Публикую сегодня внеплановую статью, которая касается особенностей экономического развития Российской империи и вообще этого региона. Рассказано будет о золотом стандарте, капиталах и всем прочем, что влияло на благосостояние народа и государства в Восточной Европе в течении долгого времени. Это вторая статья из трех запланированных.

Содержание:

О проблемах русской экономики в XVIII веке

Но небрежное и неразумное законодательство после Уложения, особенно при Петре Великом, не умело оградить крепостного крестьянского труда от барского произвола, и во второй половине XVIII в. стали нередки случаи, когда барин совершенно обезземеливал своих крестьян, сажал их на ежедневную барщину и выдавал им месячину, месячное пропитание, как бесхозяйным дворовым холопам, платя за них подати. Крепостное русское село превращалось в негритянскую североамериканскую плантацию времен дяди Тома.

В. Ключевский

Проблемы русской экономики начались еще во времена монгольского нашествия, и ко времени правления Петра Великого приняли характер хронической болезни, вызывающей постоянную головную боль у действительно ответственных людей. Неудивительно, что такой человек как Петр Великий, видевший Европу и желавший ее догнать и перегнать, страдал от алкоголизма – не будь я заядлым трезвенником, сам бы спился от осознания вселенской подставы на этом поприще в практически любой момент времени. Постоянный дефицит бюджета, нищее население и чуть менее нищая казна, необходимость экономить буквально на всем ради достижения сколь-либо значимых по европейским меркам достижений, и это на фоне постоянной угрозы со стороны степняков, т.е. постоянно высоких военных расходов и регулярного извлечения кучи рабочей силы из экономики – все это было лишь частью бесконечного списка проблем, где, к примеру, отсутствие легкодоступных источников полезных ископаемых было еще не самой большой трагедией.

Собственно, сам Петр Великий пытался путем максимальной мобилизации наличных ресурсов уменьшить отставание от Европы, провести вестернизацию страны и добиться ее выхода на мировую арену в качестве сильного игрока. Для этого требовалась мощная экономика, но тут Петра ожидали три большие проблемы. Во-первых, он был без понятия, как ее получить в отечественных условиях, и потому затратит огромное количество ресурсов просто на прощупывание возможных путей получения нужного результата. Во-вторых, Европа на тот момент настолько сильно опережала Россию, что речь шла лишь о сокращении отставания и догонке каких-то не самых больших и развитых государств – та же Франция имела по размеру казны колоссальный отрыв от России даже после завершения разорительной войны за испанское наследство. И, наконец, третья беда – с наследниками у Петра все оказалось очень плохо: они не были способны даже понять суть петровских преобразований, не говоря уже о сохранении и развитии его начинаний. Почти вся петровская промышленность, построенная большими стараниями и ценой пота и крови тысяч русских мужиков, быстро пришла в упадок. Началась эпоха дворцовых переворотов, интриг, противостояний и казнокрадства в невиданных ранее масштабах. Попутно дворянство, ощутившее вкус к власти благодаря Петру, начало настойчиво выбивать себе преференции и пытаться построить нечто, сильно напоминающее Речь Посполитую в плане дворянских вольностей и бессилия монарха что-либо изменить. Лишь при Елизавете Петровне ситуация несколько улучшилась, и то лишь частично — она стала возвращать некоторые отцовские проекты, при этом проявляя поразительную расточительность при изготовлении новых платьев для балов. Петр III, похоже, понимал, что что-то надо делать, и даже попытался это провернуть, но на деле его быстро убрали как слишком буйного и неудобного для дворян монарха.

А потом к власти пришла Екатерина II, которую я настойчиво не буду называть Великой по причинам, которые уже расписывал ранее, в давнем моем посту о социально-экономическом развитии России при ней. Ее правление по сути превратилось в профукивание полимеров под грохот фанфар, и загон страны в настолько глубокое седалище, из которого ей уже даже гипотетически было чрезвычайно сложно выбраться. Да, она значительно расширила границы страны, вывела ее на европейскую политическую арену, дважды била турок в войнах, провела какие-то там реформы…. Но за всем этим скрывалась крайне неприятная социально-экономическая подноготная. Не будучи легитимным монархом, она правила с согласия дворян, и потому подмахивала им при каждом удобном случае. Крепостное право ужесточилось не только качественно, но и количественно – крепостные появились даже там, где их ранее в принципе не было, все для задабривания лидеров дворянства и любовников. К слову о любовниках – раздать только прямыми денежными подарками два годовых бюджета, а вам слабо? Это не считая материальных подарков вроде картин, кулонов, медальонов и прочих безделушек стоимостью в пару деревень с крепостными. Именно при ней централизация страны стала принимать клинический вид, крестьяне обеднели настолько, что не могли платить налоги, а чиновники обнаглели в той степени, что прибывали на место службы не работать, а садиться на кормление, выкачивая по максимуму местные ресурсы себе на пользу. Вместо протекционизма, который свято блюли Петр Великий и Елизавета Петровна, Екатерина, вновь подмахивая дворянам, стала снижать пошлины на разное-всякое, включая импорт предметов роскоши и экспорт ряда отечественных товаров, о чем слезно просили ее английские представители. В результате этого рост поступлений с торговли шел не за счет повышения пошлин, а за счет прямого роста торгового оборота, в то время как доходы с единицы товара падали. Именно при Екатерине сформировались такие черты русской экономики как постоянные займы для поддержания бюджета, увеличивающийся его дефицит, который до того оставался относительно стабильным, сырьевой характер экспорта, огромный импорт предметов роскоши и вывоз капиталов, а значит и серебра и золота за границу ради покупки разных безделушек, и многое другое. «Россия, которую мы потеряли», которая неизбежно должна была быть потерянной, стала складываться именно при Екатерине II, которую государственная пропаганда по божьему упущению назвала Великой. Но самое паршивое – из-за вывоза капиталов дворянами за границу, огромных трат на всякую ерунду, в стране едва-едва тлел процесс формирования капиталов для будущей индустриализации. И это в то время, когда каждый год уже становился чрезвычайно важным, и мог сыграть решающую роль….

О проблемах русской экономики при Павле I, Александре I и Николае I

Ах, это сословие! Было оно в оные времена очагом русской культуры, не понимать этого значения русского дворянства значило бы совершать акт исторической неблагодарности, но теперь это политический труп, своим разложением отравляющий атмосферу, и между тем он усиленно гальванизируется, и этот класс оказывается у самого источника власти и влияния. И когда видишь воочию это вырождение, соединенное с надменностью, претензиями и, вместе с тем, цинизмом, не брезгающим сомнительными услугами, — становится страшно за власть, которая упорно хочет базироваться на этом элементе.

С. Булгаков

Как ни странно, но сына и внуков Екатерина обеспечила достаточно неплохим воспитанием, хотя сын ее выглядел деспотичным и жестоким тираном, а внук – обаятельным и циничным мерзавцем. Павел I верно оценивал труды своей матери и ее наследие, и потому начал закручивать гайки, преследуя национальные интересы и плюя на дворян, свергнувших и убивших его отца. За это сам Павел поплатился жизнью, и императором стал его сын, Александр I. Всю свою жизнь Александр Павлович будет вынужден оглядываться на дворянско-чиновничью элиту, которая возомнила себя самой главной силой и ценностью империи, и которая сводила все существование государства к удовлетворению собственных интересов. Именно с начала XIX века начинается настоящий упадок русского дворянства, уже и без того деградировавшего при Екатерине. При всем этом достаточно либеральный Александр пытался сделать что-то хорошее для страны. Вынашивались проекты конституции, ослабления крепостного права, которое как раз в это время уже стремительными темпами теряло эффективность, и многого другого. Совершались и ошибки, порой весьма болезненные, вроде введения военных поселений, которые оказались убыточны для государства, вредны для армии и вредны для крестьян.

Однако вместе с этим в стране как-то незаметно прошла, если можно так выразиться, «минус первая» русская индустриализация. Причиной свершившегося оказались ряд удачных реформ и назначений Александра, а также… Континентальная блокада, к которой присоединилась Россия после очередной войны с Францией. Прекратив торговлю с главным своим партнером, Великобританией, и лишившись источников различной продукции вроде предметов роскоши, Россия и ее элита вдруг получили в руки некоторое количество свободных средств, и тут же вложили их в развитие промышленности, дополнительно защитив это дело заградительными пошлинами и отбросив политику свободной торговли. И – о чудо! – в России резко увеличилось количество мануфактур, заводов и промышленной продукции отечественного производства. Они постепенно набирали обороты в ходе Наполеоновских войн, и к 1815 году давали нехилые такие прибыли, что позволяло русским казначеям поменьше думать о суициде, видя статьи расходов на борьбу с французами. Однако на Венском конгрессе англичане, которые «просекли фишку» свободной торговли, убедили Александра I в том, что за фритрейдом – будущее, и высокие пошлины надо отменять, причем всем странам сразу. Дав убедить себя в том, что это сделают все, Александр в 1819 году значительно снизил таможенные пошлины, и англичане буквально завалили Россию своей дешевой продукцией. Промышленность, выросшая в условиях протекционизма, оказалась еще недостаточно сильной, то бишь неконкурентоспособной, и почти в полном своем добавочном составе рухнула, откатившись практически на старые позиции. Осознав свою ошибку, а заодно и то, что другие страны не спешат играть с фритрейдом, Александр вернул заградительные пошлины, но было уже поздно – за три года экономические потери от свободной торговли для России оказались больше, чем стоимость всей военной кампании 1812 года. Окончательно убедившись в том, что экономическая политика бабушки – отстой, фритрейд придумали для развода лохов, а без протекционизма отечественная промышленность плохо развивается, император строго наказал окружению такой ерундой больше не страдать, а вскоре и вовсе отправился в мир иной, оставив после себя не самую хорошую память.

Николай I был, конечно, деспотом, тираном и ультраконсерватором, но хорошо усвоил полученный братом опыт. Протекционизм оставался в силе на протяжении всего его правления, и это постепенно привело к появлению новых производственных мощностей. Валовый рост промышленности при Николае вообще был весьма значительным, и его условно можно назвать «нулевой» индустриализацией Российской империи. Один из показателей степени индустриализации – удельный вес городского населения, в первую очередь рабочих – составил при Николае более 100%, т.е. удельный вес горожан в стране удвоился, чего не будет в истории империи более никогда. Впрочем, в этой бочке с медом оказалось немало дегтя. Из-за роста коррупции при Николае, и доминирующего положения высокомерного дворянства, блокирующего многие начинания промышленников, часто инвестиции в развитие превращались в пустое разбазаривание средств по частным карманам без реальной пользы. Мгновенно осознав стратегическую важность железных дорог, в России их начали строить достаточно медленно, расходуя большие средства. Первая крупная железная дорога по маршруту Москва – Петербург оказалась экономически несостоятельной уже на стадии проектирования, так как не могла принести реальных выгод для экономики государства, сравнимых, к примеру, с постройкой железной дороги в Причерноморье для объединения Кривбасса и Донбасса (этот стратегически важный регион вообще станут активно развивать лишь при Александре III). Качество продукции большинства заводов было низким, а иногда и вовсе отвратительным, из-за чего даже ружья порой приходилось закупать за границей. Европейский рынок, куда Россия экспортировала свои товары, также преподносил порой сюрпризы, и в начале 1840-х из-за резкого падения цен на зерно казна Российской империи понесла большие убытки. Но самое главное – из-за продолжающегося падения эффективности крепостного права большие убытки стали нести помещики — а они играли в России большую роль, особенно для ультраконсервативного императора, который видел в них свою надежду и опору. Государство было вынуждено решать проблемы беднеющей знати, выделяя средства, которые уходили на поддержание образа жизни помещиков, т.е. за границу, без всякой пользы. Несмотря на значительный рост ряда показателей, экономика России фактически застыла на месте к началу 1850-х годов, и именно по этой застывшей массе был нанесен мощный удар в виде Крымской войны, которую сам Николай I не пережил.

О проблемах экономики при Александре II

Накануне освобождения крестьян, когда предстояла вопиющая необходимость обновить нашу старую финансовую систему, оживить и расширить кредит, удвоить или утроить количество денежных знаков соответственно ожидаемому увеличению сделок и потребности в деньгах при вольнонаемном труде, пришла группа «молодых финансистов»… в качестве дельфийских оракулов и главных инициаторов реформ во главе, захватила руководство российскими финансами, в несколько лет изломала и исковеркала все и, после тридцатилетнего владычества сдала Россию в том ужасном виде, в котором она теперь находится.

С. Шарапов

Александр II был либералом в хорошем смысле этого слова, и желал своей стране лучшего. Он четко осознавал, что страна находится где-то там, где солнце не светит, что требуются радикальные реформы, и дальнейшее завинчивание гаек в стиле его отца приведет лишь к еще большим проблемам. Россия отставала от европейских держав всегда, но отставание со времен Петра Великого было не так чтобы критическим. В эпоху же стремительного прогресса всего и вся, которая уже явственно просматривалась, сохранение старых темпов развития означало увеличение разрыва между Западной Европой и Россией, и превращение последней в колонию для кого-то из мировых «грандов». Именно потому Александр II запустил ряд важных реформ, которые получили название Великих. Эти реформы, в общем и целом, оказали благоприятное влияние на развитие государства, значительно обновили его. Беда была с одним – с социально-экономическим развитием. У Александра не оказалось собственного видения выхода из текущей проблемы, как не оказалось и советников, способных разгрести накопившиеся проблемы. Его министры и советники, отвечающие за вопросы экономики, были хорошо знакомы с европейскими теориями – но не знали, как применить их в отечественной практике. В результате этого именно эта часть великих реформ Александра II оказалась провальной.

Началось все с реформы финансовой и банковской систем – требовалось разобраться с огромными долгами из-за Крымской войны, восстановиться после кризиса, подготовиться к будущим реформам. Имеющаяся финансовая система России была достаточно неплохой для аграрного государства, но не могла конкурировать с европейской, ибо в стране фактически отсутствовал центральный банк, без которого стабильная финансовая политика в те времена уже была по сути невозможной. Тем не менее, старая система уже была налажена и хорошо работала, а для отладки новой требовалось немало времени и средств, что хорошо было бы делать постепенно, параллельно с поэтапным упразднением старой системы. Горе-реформаторы из числа западников просто снесли былую систему, заменив ее новой, европейской, вызвав тем самым удивление со стороны самих европейцев, которые считали старую русскую систему наилучшей для России. При этом местами они делали достаточно удачные ходы, но в сумме результат оказался плачевный – нестабильность экономики лишь усилилась. К этому добавилось возвращение к политике свободной торговли – политике, которая активно пропагандировалась англичанами, но в результате принесла всем прочим странам убытки, порой сравнимые с годовыми бюджетами. Первые несколько лет промышленность России на этом фоне стала стремительно расти, появилась конкуренция и стимулы для качественного роста завода и фабрик – в общем, предсказания западников, поддавшихся агиткам по поводу фритрейда, казалось, сбываются. Однако так продолжалось ровно до того момента, пока Великобритания не разобралась с последствиями Крымской войны для своих финансов, и не вторглась на внутренний рынок империи своими товарами. Как и в 1819 году, еще молодой и слабой русской индустрии настала хана, начался обвал производства, закрытие заводов и рост безработицы в городах. Железные дороги в стране строились руками частников, но под гарантии государства. Кто подсказал конкретный вид этих гарантий, сказать сложно, но этого человека при Сталине определенно расстреляли бы, так как такие условия не предлагались более ни в одной стране – помимо государственной поддержки существовала еще и гарантия прибыли железнодорожных кампаний, и еще ряд пунктов, которые приводили к тому, что частники банально не были заинтересованы в работоспособности построенных ими железнодорожных линий. Все это обернулось огромными бюджетными потерями.

Беда случилась и с крестьянской реформой, в результате чего в бюджете появилась новая дыра из-за ссуд крестьянам на выкуп, а сами крестьяне по факту так и остались крепостными. При этом реформа разрушила традиционный крестьянский уклад, и если при крепостном праве это сословие было бедным, но в целом неплохо себя чувствовало, то после 1861 года началось массовое его обнищание. Вдобавок, лишившись личной зависимости от помещиков, крестьяне попали в зависимость от общины, и по совокупности всех факторов жизнь крестьян по факту лишь ухудшилась. Большие потери казна понесла из-за русско-турецкой войны, которая неожиданно оказалась весьма затратной, и фактически обрушила едва найденный баланс новой экономической системы. Добавить к этому рост революционных движений, покушения и убийства политических деятелей, стремительный демографический рост, который в сложившихся условиях приводил к перенаселению деревни и еще большему социальному напряжению – и картина получилась совсем уж неприглядной. Руководствуясь лучшими побуждениями, Александр II и его министры предприняли неверные, глубоко ошибочные решения, послушали не те советы не от тех людей, в результате чего эпоха правления этого монарха для страны оказалась фактически потерянным временем. Накопление внутреннего капитала практически остановилось, а криво проведенная в интересах дворянско-чиновничьего сословия крестьянская реформа заложила под государство бомбу, которая рано или поздно должна была взорваться. Это было последнее время в истории империи, когда еще можно было предотвратить ее крах – все, что было после смерти Александра II, уже не имело значения, ибо опаздывало и вело к одному – народному бунту, революции и кардинальной перемене социально-экономической системы, с неизбежными для подобных событий колоссальными демографическими потерями.

О проблемах русской экономики при Александре III и Николае II

Запад бил нас нашею отсталостью, а мы считали, что наша отсталость — есть нечто правоверное, православное и священно-обязательное.

И. Ильин

Эпоху правления императоров Александра III и Николая II принято считать «лебединой песней» Российской империи. И действительно – революционные настроения времен Александра II пошли на спад, после закручивания гаек его сыном и наследником и вовсе настала тишь да благодать, началась индустриализация и экономический рост, население росло ударными темпами…. С другой стороны, этот период критикуют за его политические решения. Так, время правления Александра стало временем реакции и отката части либеральных реформ его отца, а время Николая – временем революций, потрясений, политической нестабильности, франко-русского союза и многих не самых приятных вещей. Первого ругают за чрезмерную консервативность, второго – за его слабоволие и чрезмерный либерализм, вплоть до «мало расстреливал революционеров». Александра хвалят за его миротворчество, а Николаю в вину ставят войны, первую из которых Россия проиграла, а вторую по факту не пережила. Но это все по сути военно-политические оценки, а что с точки зрения социально-экономических отношений? Изменится ли трактовка их правлений?

Как оказалось, с этой точки зрения оба периода правления хоть и отличаются друг от друга, но являются как бы двумя стадиями одного и того же процесса, имя которому – борьба за выживание империи под угрозой внутреннего коллапса. Да, Александр начал закручивать гайки, отказался от либерализма своего отца, вновь сделал ставку на ужесточение эксплуатации крестьян, и усиление позиций помещиков и дворянско-чиновничьей элиты. После этого в стране прекратились волнения… Однако прекращение революционного движения не стало следствием принятых политических мер, хотя очень часто второе выводят из первого. Ларчик открывается иначе – при Александре II, после некоторого роста в начале правления, из-за ошибочной экономической политике началась стагнация и даже кризис. Выросла безработица, крестьяне обнищали, многие мелкие помещики лишились своего имущества, что вкупе с демографическим бумом создавало колоссальное напряжение в обществе, следствием которого и стали революционные настроения. К концу его правления уже наметился выход из этого кризиса по мере поднятия пошлин, а Александр III снял социальное напряжение благодаря комплексу мер. Во-первых, он усмирил дворян, усилив их финансовую поддержку; во-вторых, был ужесточен контроль над крестьянами; в-третьих, вновь начала набирать обороты индустриализация, которая обеспечивала новые рабочие места, что уменьшало безработицу. Именно это, а не всеобщее закручивание гаек и контрреформы, оказало благотворный эффект на внутреннее положение в стране и остановило волнения. При этом покушения на императора и его семью никуда не делись, но стали куда более редкими. Одно из них косвенным образом послужило причиной смерти царя.

Индустриализация вообще стала главным методом борьбы с социальным напряжением. Проблема конца правления Александра III и начала правления Николая II заключалась в том, что ее темпы, весьма значительные по меркам Европы, уже не успевали за демографическим ростом и масштабами перенаселения деревни. В стране образовалось даже не политическое, не сословно-дискриминационное, а банальное демографическое напряжение, с которым требовалось как-то справляться – иначе случилась бы революция. При этом, с одной стороны, этот метод оказался достаточно эффективен и полезен, а с другой – он имел ряд критических недостатков, вроде не выгодного на текущий момент золотого стандарта и гарантий прибыли инвесторам. Еще больше снижали эффект от индустриализации сюсюканья власти с элитой, т.е. помещиками, дворянами и прочими, которые продолжали выступать скорее помехой прогрессу, чем способствовали ему. Консервация старого социально-экономического уклада была тупиком, и рано или поздно империи пришлось бы заплатить за это. В результате этого даже рост цен на зерно в Европе не позволял справиться с ситуацией, проявлением чего стал голод 1891-92 годов – выгребая зерно из деревни для обеспечения индустриализации, царское правительство не учло усугубление ситуации с перенаселением деревни, в результате чего зерна забрали слишком много, и начался голод. Пытаясь одной рукой развивать индустрию, обеспечивать рабочие места для огромного населения и укреплять экономику, царское правительство другой рукой встало на защиту устаревших социальных порядков, вырожденческой элиты и всего того, что уже было давно мертво, но еще билось в посмертных конвульсиях. Оно и не могло делать иначе – ведь в правительстве сидели представители той самой элиты, для которой старые порядки были наиболее выгодны. В результате этого, несмотря на быстрые темпы индустриального роста, к 1914 году отставание России от западных держав по отношению к положению 50-летней давности лишь возросло. Отягощенное старыми сословными понятиями, государство не смогло идти в ногу со временем, и вина в этом лежит поровну и на Николае II, и на Александре III, и на подавляющем большинстве их министров и советников вроде Победоносцева, которые в эпоху бурного развития всего и вся фанатично желали продолжать стоять на месте.

О германских друзьях

Хладнокровная, безжалостная манера, с которой Германия осаждала Россию со всех сторон, как в Азии, так и в Европе, систематические усилия по ослаблению своей жертвы, его экономическая эксплуатация вызывает в памяти удушение Лаокоона и его сыновей

Дж. Спарго

Дружеские и союзнические отношения между Германией и Россией, при некотором преувеличении, можно описать как «мама не хотела, папа не старался». Точнее, и мама хотела, и папа старался, но это все происходило как-то вразнобой, а в определенный момент папа попытался навязать маме БДСМ в особо жесткой форме и без стоп-слова, что шло вразрез с интересами мамы, которая хотела стать сильной независимой женщиной и завести охапку собственных котиков. Впрочем, языком аналогий можно говорить долго и нудно, потому стоит перейти к конкретике. А началось все с Семилетней войны, когда Россия и Пруссия впервые столкнулись друг с другом вплотную. До того их отношения носили характер периодических и не особо тесных, но после больших махачей на полях сражений, а самое главное – воцарения Екатерины II, обе страны стали сближаться. Собственно, союз России с Пруссией появился уже тогда, но носил он весьма своеобразный характер – участвуя в дерибане Речи Посполитой вместе, Россия и Пруссия (последняя – особенно активно) друг против друга интриговали. Как бы я не относился к фигуре императрицы Екатерины II, но уж в интригах она знала толк, и потому игра шла, в общем-то, на равных, и кое-где даже удавалось побеждать. Однако после смерти Фридриха Великого и Екатерины II отношения разладились. Наследник Старого Фрица, Фридрих Вильгельм II, какое-то время даже подумывал о войне с русскими, ибо сильной Пруссии (а затем и Германии) никогда не была нужна сильная Россия, но его вовремя отвлекли события Великой Французской революции.

С этого момента начались качели в русско-германских отношениях. Как правило, когда одна страна стремилась к сближению и совместному участию в ряде проектов, другая падала на мороз, или же наоборот – подчинялась воле другого; партнерские отношения двух равных игроков, которые поддерживают друг друга по собственной воле и к взаимной выгоде, практически отсутствовали. Так произошло во время Наполеоновских войн, когда русские и пруссаки проявили достаточно большую солидарность друг к другу, и вместе прошли немало сражений. При этом новый прусский король, Фридрих Вильгельм III, по сути подчинился воле императора Александра I, и получал от этого пользу. После Венского конгресса отношения между государствами несколько охладели, но скорее от того, что Европа вообще застыла в почти полном бездействии, чем из-за каких-то противоречий. Новое сближение началось после Крымской войны, когда в России императором стал Александр II, а в Пруссии все в свои руки взял канцлер Отто фон Бисмарк. Тот стремился к объединению Германии, и для этого ему нужна была дружественная Россия; сама Россия вроде бы склонялась к союзу с Пруссией, но при этом больше вела свою, зачастую неудачную игру, в результате чего были упущены многие великолепные возможности в плане геополитики. Какое-то время Бисмарк, похоже, имел искренне дружеское отношение к России, но потом, когда объединение Германии свершилось, амбиции возросли и пришло осознание альтернативной одаренности русской элиты, он выбрал другой путь – путь экономического подчинения России.

К середине 1880-х, даже с учетом неудачного для русских Берлинского конгресса, экономические связи между Россией и Германией, были крепкими как никогда. Русский экспорт в Германию возрос с 1861 года в 5 раз; немецкие товары формировали до 40% русского импорта; 80% русских займов были размещены в Германии; более половины промышленных товаров народного потребления, импортируемых Россией, производились в Германии. Уже тогда начали выстраиваться особые отношения между этими двумя странами в сфере экономики – немцы давали русским займы, русские продавали немцам продовольствие и промышленное сырье, из которого те изготавливали различную продукцию, часть которой возвращалась на продажу в Россию. Россия, конечно же, получала свою выгоду от таких тесных отношений, однако еще большую выгоду от этого получала Германия, а самое главное – постепенно, понемногу утверждался курс к экономическому подчинению России, которую немцы видели в качестве своей колонии, источника сырья и рынка сбыта индустриальной продукции. Ни о какой дружбе и партнерстве речь уже идти не могла – во-первых, для этого России не хватало экономической мощи, а во-вторых, Германия уже твердо намеревалась стать европейским гегемоном и подмять под себя всех, включая русских.

Нарастание противоречий началось еще в 1877 году, когда обе страны начали поднимать пошлины на ввоз-вывоз – по сторонним причинам, не касающимся друг друга, но этого хватило для нанесения ущерба отношениям. С середины 1880-х годов конфликт стал приобретать более серьезный характер – Россия для индустриализации стала вводить протекционистские пошлины, которые больно ударили по немецким промышленникам, а Германия в ответ стала поднимать пошлины на русское зерно. В 1886 году Бисмарк развернул кампанию против русских ценных бумаг, которые ушли с биржи в Берлине, в результате чего отношения между государствами обострились еще больше. После этого таможенная война продолжилась – обе страны повышали таможенные тарифы, причем ряд из них уже был направлен конкретно против вчерашних «близких друзей». Во многом из-за нежелания подчиняться экономическому давлению Германии Россия начала сближаться с Францией, которая была только за, в результате чего стал оформляться франко-русский союз. К 1892 году русский хлеб в Германии из-за таможенных пошлин стоил дороже, чем американский или аргентинский, и практически покинул внутренний рынок этой страны; Россия в ответ повысила пошлины на германские промышленные товары настолько, что французские и британские товары оказались гораздо более дешевыми для внутреннего рынка. Былые связи стремительно разрывались.

Лишь в 1894 году Германия и Россия вернулись к обычным, достаточно близким отношениям, прекратив таможенную войну и подписав торговый договор. Сделано это было по инициативе Вильгельма II, и казалось, что нормализация отношений продолжится и в дальнейшем. Но германский император преследовал точно такие же цели, что и Бисмарк – обдурить «восточных варваров», и посредством экономического давления подчинить себе Россию, превратив ее в источник сырья и рынок сбыта германской промышленной продукции. Это вскрылось спустя 10 лет, когда настало время обновить торговый договор, подписанный в 1894 году. Россия на тот момент воевала с Японией, ей нужны были немецкие займы и безопасность западных границ. Понимая это, германский рейхстаг поднял таможенные тарифы, и Вильгельм II предложил своему «кузену Ники» новый договор, который тот был вынужден подписать. По его условиям, Германия вводила ряд заградительных пошлин против русских товаров, получала доступ к русскому рынку и дешевому сырью, но Россия при этом обязывалась не вводить пошлины против германской продукции. Фактически свершилось то, чего хотели Бисмарк и Вильгельм – новый договор подавлял развитие русской промышленности и наводнил русский рынок немецкими товарами, при этом огромное количество русского сырья направилось на германский рынок по самым дешевым ценам. Россия по факту превратилась в полуколонию Германии. Чрезвычайно невыгодный для нее договор вызвал шквал критики со стороны промышленников и купцов, и потому в 1914 году Россия отказалась продлевать этот договор на его текущих условиях. Тем самым Германия теряла источники сырья и рынок, чего правительство кайзера допустить не могло. Желание вести самостоятельную экономическую политику и проводить эффективную модернизацию со стороны России неизбежно вело к ответной реакции Германии, которая в таких случаях начинала говорить языком ультиматумов, и без лишних сомнений развязывала войны. Никакой равноправной взаимовыгодной дружбы между этими двумя странами в сложившихся условиях быть уже не могло. Выбирая из двух вариантов — подчинение Германии, позор и неизбежное падение империи, или же сопротивление Германии, война и все равно падение империи, Россия выбрала хоть и не менее трагичный, но все же более приемлемый вариант.

О революции

Приговор всем нам, всему правящему и неправящему классу, всей интеллигенции, которая жила беспечно, не обращая внимания на то, как безнадежно в смысле материальной культуры Россия отстала от соседей. То, что мы умели только петь, танцевать, писать стихи в нашей стране, теперь окупалось миллионами русских жизней. Мы не хотели и не могли быть «Эдисонами», мы презирали материальную культуру. Гораздо веселее было создавать мировую литературу, трансцендентальный балет и анархические теории. Но за это пришла расплата…

В. Шульгин

Был такой человек – Сергей Николаевич Булгаков, успевший побывать марксистом, философом, богословом, депутатом Госдумы империи, и ставший в конце жизни отцом Сергием. Образование он получал на кафедре политической экономии, и немало времени посвятил анализу основных тенденций развития мировых экономик в общем, и отечественной в частности. Происходило это в конце XIX и начале XX века, когда уже многие начинали понимать, что экономика Российской империи хоть и развивается весьма динамично, но все же куда-то не туда, и Булгаков много времени и текста потратит на попытки найти ответ на простой вопрос – как можно исправить текущую ситуацию. Возможностей рациональных, логических, обоснованных экономическими теориями он так и не нашел, а будущее страны рисовалось ему в весьма неприглядных тонах. По мнению некоторых историков, именно фиаско с поиском возможных путей спасения империи и выхода из того социально-экономического тупика, в котором она находилась, толкнуло бывшего марксиста, увлеченного социалистическими теориями, на путь религии и поиска духовных путей саморазвития и успокоения души. В этом он был не одинок – многие люди, осознававшие, к чему все идет, и не находившие ответы на важнейшие для нации вопросы, в конце концов склонялись к богословию и духовному саморазвитию, удаляясь от вопросов социальной экономики, на которые не могли найти ответов.

К началу XX века выхода из критической ситуации действительно не было. Россия проводила быстрыми темпами индустриализацию, но для этого пришлось попасть в зависимость от «заклятых друзей» с Запада, в результате чего у некоторых напрашивались сравнения с полуколонией и зависимым от иностранной воли государством. За пост «старшего» над Россией уже велась активная борьба между Францией и Германией, основными континентальными игроками, в то время как русское правительство пыталось обогатить себя, при этом не рухнув в революцию. А революция уже стучалась в дверь, ибо индустриализация, проведенная царским правительством, банально опоздала из-за колоссального демографического роста. В стране не было столько земли, чтобы удовлетворить ее раздачей крестьян, как и не было столько заводов, чтобы поглотить «излишки» населения; эта ситуация приводила к обнищанию народа и формированию многомиллионных масс населения, возмущенных текущим положением, требующих «отнять и поделить» и социальной справедливости – которую царское правительство уже не успевало обеспечить чисто физически, даже пожелай оно сделать это. А желания особо не наблюдалось, так как для разрешения социальных противоречий требовалось всего ничего – разрушить старый общественный строй, разделенный на сословие, с доминирующей ролью дворян-помещиков и примкнувших к ним бюрократов. Интересы государственной элиты, сформированной этими дворянами и чиновниками, прямо противостояли интересам народа, который требовал реформ, и правительство как задолго до того, как тогда, и как продолжается даже сейчас, выбрало сторону элиты, проигнорировав требования народа. Такой подход неизбежно приближал гибель империи.

Первым под удар попал царь и монархия. Февральская революция произошла не из-за того, что Николай II был слабым монархом и плохим человеком (хотя это, в той или иной мере, действительно так), не из-за разочарования народа в царизме и Самодержавии. Это был лишь закономерный результат долгого пути, который начался после смерти Петра Великого, когда началась эпоха дворцовых переворотов, и авторитет монарха во многом зависел от того, насколько он расшаркивался перед дворянами и их концентратом – гвардией. Петр III был свергнут, так как был неудобен гвардейцам; Екатерина II, не имевшая фактических прав на русский престол, стала одним из наиболее долгоправящих государей в истории России из-за того, что заигрывала с дворянами и наделяла их богатством и влиянием. Процесс продолжался и дальше, императоры продолжали подмахивать дворянам, освобождая их от обязанностей и одаряя правами и привилегиями…. Вместе с чиновниками дворяне сформировали элиту, которая по сути в государстве была лишь на «кормлении», и дела самого государства и его народа интересовали ее постольку-поскольку. Царь по сути правил с одобрения элиты, и не смел серьезно идти против нее, не имея достаточно серьезной поддержки в лице буржуазии, которая в любых других условиях вроде тех, что имелись в Западной Европе, сняла бы с себя последнее ради того, чтобы государь усмирил дворян. Павел I был убит за излишнее рвение и непонимание, «кто в доме хозяин», Александр I и Николай I действовали с постоянной оглядкой на интересы дворянства. Оба этих монарха ясно видели необходимость реформ, но страх перед всесильной дворянско-чиновничьей элитой, отсутствие в стране надежной опоры для борьбы с ней в лице буржуазии или сознательного крестьянства, вынуждали их раз за разом принимать решения, идущие во вред государственным интересам, но целиком удовлетворяющие интересы национальной элиты.

И если во времена Александра II фигура императора еще была важна и весома, то к моменту воцарения Николая II на государя уже начинали смотреть как на пережиток прошлого. Еще оставались чиновники и военные, понимающие всю суть и сложность ситуации, но их было мало, и они не могли объединиться вокруг слабой личности императора. В годы Первой мировой войны экономика России подверглась серьезному испытанию, и император, подталкиваемый адекватной частью элиты, принял решение о введении подоходного налога – налога, который касался в первую очередь элиты, и сулил огромные прибыли, столь необходимые для бюджета в военное время. Случилось это в январе 1917 года, а уже в феврале элита решила, что это последняя капля, что император ей уже не нужен, и она может обойтись без него. Крестьяне и рабочие, порядком уставшие от бардака в стране и Первой мировой войны, не приняли участие в происходящем, а в верхах не оказалось достаточной силы, способной встать на пути революционеров. Буржуазной Февральская революция была весьма условно, в том числе из-за фактического отсутствия русской буржуазии как достаточно влиятельной и многочисленной прослойки населения; по факту это был удавшийся государственный переворот, последний за два столетия существования Российской империи, напоминающий восстание декабристов. Однако, дорвавшись до полной власти и свергнув царя, февралисты так и не поняли, что вместе с ликвидацией монархии они обнулили единственный фактор, который в силу народных традиций еще кое-как сдерживал народный бунт, бессмысленный и беспощадный. С приходом к власти демократов и без того революционная ситуация в стране стала резко набирать обороты, и события октября, и без того уже неизбежные, стали приближаться со скоростью локомотива, прущего по прямой на максимально возможной скорости. Волна народного гнева должна была смести эту старую элиту на новый лад, и на ее место могли прийти только самые ловкие, циничные и жестокие политики-революционеры, которые смогли бы сначала взять под контроль эту стихию, а затем посадить ее на цепь и начать укреплять собственную власть в стране, попутно решая доставшиеся в наследство проблемы с той или иной эффективностью. Впрочем, это уже совсем другая история….