Крымская война. Фантомные боли победителей.

Попытки претерпевших взять реванш, исправить ошибки и переиграть сражение/войну/жизнь если не в реале, так хоть на бумаге, уже устоявшаяся практика. Обе мировые войны тому пример. Мотивы этого можно не одобрять, но они хотя бы понятны. Намного сложнее фантомные боли победителей.

Казалось бы, вот она заслуженная победа, враг повержен, раздавлен и унижен. Но где-то давит, жмет и душит, как не в пору пришедшийся костюм. Дорогой, стильный и на пару размеров меньше, чем надо.

Вот и с Крымской войной оказалась «коротка кольчужка» (с). Но признаться в этом видимо сложно. Поэтому обертка для таких мыслей совершенно не соответствует содержанию – «Продолжись Крымская война — русские бы победили … Казалось бы, продержись Россия ещё немного, и Лондон с Парижем первыми бы запросили мира».

Проблема в том, что «ещё немного» Россия и так продержалась – инициатором мирных переговоров была Франция. Ещё 18 июля 1854 года появилась нота Наполеона III, целью которой было установление мира. Весной 1855 года между Англией и Францией возникли разногласия о перспективах войны.  Британцы желали «продолжения банкета», а «горячие французские парни» считали, что новых завоеваний совершить не получится. По результатам этой полемики в октябре 1855 года Наполеон III известил Александра II о желании начать тайные переговоры. А уже это потянуло за собой и Парижскую конференцию.

Что же привело к расстройству антироссийского союза? В первую очередь отсутствие подавляющего технического превосходства.

Обычно в связи с рассматриваемым вопросом в первую очередь вспоминают, что «можно перестать чистить ружья кирпичом, но что делать, если чистить-то нечего?» Однако если посмотреть на проблему «вооруженным глазом, мы можем увидеть там две звездочки.. . три звездочки.. . четыре звездочки.. . Лучше всего, конечно, пять звездочек.» (с) Лучше увы не получится, но и так проблема перестаёт быть фатальной.

Нехватка оружия действительно имела место, но не в войсках, в «запасе». Так вместо запланированного в мобилизацию дополнительного миллиона пехоты, Россия из своих запасов могла сразу вооружить только половину. Мало? С одной стороны – да. С другой – это полный штат всей австрийской армии, или суммарно армий Франции (без тотальной мобилизации), Британии и Сардинии.

Насыщенность нарезным оружием так же оставляла желать лучшего. Но опять же в сравнении с общей численностью нашей собственной армии. Даже если исходить из минимальных цифр, на 1855 год наша армия получила 134685 единиц отечественного нарезного оружия, плюс 9184 единицы импортного.  Всего 143869 единиц нарезного оружия. Для нашей армии мало, но вполне хватит чтобы укомплектовать всю армию британскую. Да и не в этом «ссуть». Ведь всегда найдется специалист, который объявит имеющиеся цифры приписками или неправильным расчётом.

Наличие или отсутствие декларируемого технического превосходства в стрелковом оружии армий союзников легко проверяется уровнем потерь. А вот тут внезапно оказывается, что при сопоставимой численности войск на линии соприкосновения, уровень боевых потерь сторон так же удручающе сопоставим. Получается, что, либо армия союзников не имела не то что решающего, а вообще никакого технического превосходства. Либо имела, но принципиально не могла им воспользоваться. «Что совой об пень, что пнем об сову. А сове всё как-то не по себе».(с)

Аргумент о превосходстве флота союзников под сомнение не ставится. Но играет ли он в споре с сухопутной державой? Как показала практика Крымской войны – нет. Топить рыбаков и жечь прибрежные деревушки – может. Ломать береговую оборону – не способен. Таганрог пытались штурмовать три раза. Бестолку. Духу подойти к Свеаборгу хватило на один раз. У Ревеля в зону досягаемости береговых батарей не входили, но хотя бы остановились и в крикет сыграли. В виду Кронштадта и на это смелости не хватило.

На Черном море Союзники господствовали безраздельно, но это ни разу не остановило русское наступление на Кавказском ТВД.

Так могли ли Союзники создать нам большие проблемы, чем это было в РИ? Ведь было ж планов громадье! И каких. Шведов, например, агитировали положить живот свой на алтарь британского отечества.  И в помощь им, говорят, имелись желания построить «100500»(с) канонерок для действий в Маркизовой Луже. Но хотеть не всегда значит мочь.

Можно по пятницам иметь желание поработить весь мир. Но легкое утреннее похмелье в субботу так и не даст узнать планете какой потенциальной опасности она подвергается каждую неделю. Поэтому шведы, кроме декларации далеко идущих намерений, желали бы видеть и конкретные действия союзников в направлении Петербурга. Но ни действий, ни канонерок шведы не дождались. А самоубиваться своими 60 тысячами о русский корпус численностью в 302 785 человек в одиночестве постеснялись.

Но на юге то союзники уже продемонстрировали не только свои намерения, но и возможности. И плевать, что от Севастополя до Москвы и Петербурга было слегка по более, чем от Кронштадта. Ведь имелись три такие прекрасные «панцерштрассе» как Буг, Днепр и Дон. Правда при ближайшем рассмотрении из трех «слабых мест» не остаётся ни одного.

«По окончании Крымской войны 1853-1856 гг. главные устья Дона оказались полностью перекрыты затопленными баржами, груженными камнем, и заградительными сооружениями (для предотвращения доступа флота противника), что было подтверждено специальной комиссией под руководством контр-адмирала Г.И.Бутакова, прибывшей в 1857 году для обозрения портов Азовского и Черного морей». (Туишев А. 2013. Хроники истории строительства АДМК.)

«Чтобы не допустить прорыва кораблей союзников по Бугскому лиману, вдоль него была сооружена оборонительная система, состоящая из земляных редутов и батарей. Первая батарея располагалась у устья Ингула, прикрывая вход в Адмиралтейство. Со стороны Варваровки были сооружены редуты Бурный, Воздвиженский, Грозный, Вознесенская батарея. В районе Малой Коренихи — редуты Михайловский, Николаевский, Георгиевский. Были установлены боны и подготовлены к затоплению по фарватеру реки 5 кораблей. От р. Ингул в районе Старого Водопоя до Бугского лимана, в районе Широкой Балки протянулась цепь артиллерийских батарей с Ингульским, Александровским, Херсонским, Белявским и Бугским редутами, а на фарватере реки Буг был насыпан остров и установлена батарея, названная Константиновской.

В оборону Николаева также входили батареи, установленные на Волошской и Русской косах и минные заграждения в этих районах. Дальше по Днепро-Бугскому лиману оборонительную линию продолжали укрепления Очакова, Кинбурна и блок-форта между ними (ныне о. Майский).

Проект Э.И. Тотлебена впоследствии был издан, как образцовое руководство по фортификации под названием «Записка о вооружении укреплений г. Николаева и вообще укрепленных позиций, предназначенных выдержать осаду».

Когда англо-французская эскадра предприняла попытку прорыва в лиман, благодаря оборонительной системе, выстроенной под руководством Э.И. Тотлебена, дальше Волошской косы союзникам проникнуть не удалось. … «Не трудно было видеть, что осада Николаева, расположенного не на берегу моря, а в глубине страны, потребовала бы еще большего напряжения сухопутных сил коалиции, чем севастопольская», отмечал историк М.Н. Покровский». (Т.С. Митковская. «Оборона Николаева в период Крымской войны. 1855 г.»).

Варианты от «бюджетного» до «хай-тек». К ним можно добавить опыт перекрытия подходов к Кронштадту минами и плавучими батареями. Штурмуй не хочу.

Не захотели. Для решения этих задач ведь нужен был не только флот, но и дополнительные сухопутные силы. А вот с этим у Союзников были существенные проблемы. По ходу дела, экспедиционный корпус в Крыму – максимум, что они самостоятельно могли выделить для войны с Россией.   Подтверждение тому отсутствие достаточных десантных сил для взятия Таганрога при наличии прям таки горячего желания сие совершить. «Формальный» размер десантной партии на балтийских эскадрах. И полное отсутствие англо-французского контингента на Кавказском ТВД. Даже нацелившись на Николаев, командование Союзников не озаботилось переброской в регион новых войсковых подразделений. Что же мешало?

Как говаривал один итальянский кондотьер и французский маршал: «Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги».

В плане финансовых затрат на Крымскую войну обычно любят топтаться исключительно по России – типа, совсем обанкротились сиволапые. И потратила Россия на войну аж 800 млн. рублей, а Британия всего 76 млн. фунтов, и рубль-то ассигнационный на внутреннем рынке в два раза упал.

Но указанное сравнение расходов на войну сразу же вызывает недоумение – а почему в разных валютах? Видимо, для контраста. Чтобы зрительно бросался в глаза разный порядок цифр.

Откуда взялась цифра в 800 лямов? Это простое сложение всех расходов морского и военного ведомства Российской империи за период с 1853 по 1856 годы. А за период с 1852 по 1857 годы набегает порядка 1 млрд. рублей.

Таким же образом «…современный английский исследователь П. Кеннеди … определяет сумму военных затрат России за 1852–1856 гг. в 144,5 млн фунтов (903,1 млн руб.). При этом общие расходы союзников он считает гораздо большими – 324,1 млн фунтов. На Великобританию приходится 164,3 млн фунтов, Францию – 145,1 млн фунтов, Турцию за 1852 и 1855 гг. – 5,8 млн фунтов (сведения за 1853, 1854 и 1856 гг. у П. Кеннеди отсутствуют), Сардинию – 8,9 млн фунтов [Kennedy, 1989. P. 176]…» (КРЫМСКАЯ ВОЙНА И ЭКОНОМИКА РОССИИ. В.Л. Степанов д.и.н., Институт экономики РАН, Москва, ВТЭ №1, 2018, с. 117–137).

Откуда же тогда 76 млн. фунтов? А это расходы экстраординарные, то есть превышающие обычный британский военный бюджет.

Если считать уже таким образом, то ещё в XIX веке «И. И. Кауфман предложил свой вариант – 528,2 млн руб. С ним согласился П.П. Мигулин [Кауфман, 1885. С. 575; Мигулин, 1899. С. 195]. Действительно, если сопоставить расходы обоих ведомств за 1852–1857 гг. (1 076 млн руб.) и за предшествующее мирное шестилетие 1846–1851 гг. (636,3 млн руб.), то окажется, что И.И. Кауфман ближе к истине». (КРЫМСКАЯ ВОЙНА И ЭКОНОМИКА РОССИИ. В.Л. Степанов д.и.н., Институт экономики РАН, Москва, ВТЭ №1, 2018, с. 117–137).

528,2 млн руб. в переводе на британскую валюту – порядка 84 млн. фунтов. И такое вот сравнение – «Россия – 84 млн. фунтов, Британия – 76 млн. фунтов» – как-то сразу теряет в агитационном потенциале.

Безусловно имел место и дефицит бюджета. Так Россия с ним жила и до Крымской войны, и после неё. И указанная инфляция смотрится катастрофой исключительно на фоне былой советской экономической стабильности. А вот в современной России это может вызвать лишь грустную улыбку.

При этом «… вексельный курс на Лондон (или, попросту, курс рубля к фунту стерлингов), достигавший в 1853 году 38,7 пенса и опускавшийся в 1854-1855 годах до 36,1 пенса, удалось в 1856 году сохранить на уровне 38,1 пенса.

… денежную систему в основном удалось удержать, а количество денег в стране увеличилось в два с лишним раза! Это привело к эффекту, подобному тому, которого достиг Франклин Рузвельт в 1930-х годах XX века. А именно – «лишние» деньги, вброшенные правительством, привели к развитию частного предпринимательства, что вылилось в акционерное учредительство и биржевой ажиотаж. «Фабрики не успевали изготовлять товары, которые быстро расхватывались; строились новые фабрики и расширялись старые; удваивалось число рабочих часов, работали ночью; цены на все товары и заработки росли непомерно…» — описывал современник. Таким образом, начался быстрый рост производства, сопровождавшийся вечным спутником промышленного подъёма — инфляцией. Темпы последней не отставали от поражающих воображение темпов роста экономики, однако инфляция не вызвала падения вексельного курса…» (Кириллов А.К. Российская финансовая система эпохи капитализма (вторая половина XIX — начало XX века): Учебное пособие. Новосибирск: НГУ, 2011. 178 с.)

Война вместо того, чтобы развалить Русскую экономику, дала ей «живительного» пинка. Военная промышленность наращивала объемы производства, армия перевооружалась и росла численно. На всех угрожаемых направлениях были развернуты войска: 302-тысячная армия охраняла побережье Балтики, 293.000 чел. находились в Царстве Польском и на Правобережной Украине, 121.000 чел. — в Бессарабии и на побережье Черного моря, 115.000 чел. — в составе Крымской армии,183.000 чел. — в составе Кавказской армии. Всего к 1 января 1856 г. в действующих войсках числилось 824 генерала, 26.614 офицеров, 1.170.184 нижних чинов, а в резервных частях — 113 генералов, 7.763 офицера, 572.158 нижних чинов.

К этому же моменту Союзники утратили былое «сердечное согласие», не имели внятных планов на дальнейшую компанию, а главное, собственных ресурсов для их реализации. Три мировые империи, имевшие «108 миллионов населения и 3 миллиарда дохода» (с), загнали себя в стратегический тупик, выход из которого нашли в воротах ада общеконтинентальной бойни.

Но разве настоящего джентльмена остановят подобные мелочи? Осталось уговорить «невесту». И уговорили. К концу 1855 года позицию враждебно нейтралитета заняли Австрия, Пруссия и Швеция. Но обещать ещё не значит жениться, а враждебный нейтралитет, все-таки нейтралитет. На момент Парижской Конференции Россия оказалась перед сборной солянкой, в которой одни хотели, но не могли, а другие могли, но не особо то и хотели. Ход был за Россией. Она его сделала. И вот этого нам до сих пор простить и не могут. Но что нам стоило гордо послать всех этих врагов и бывших друзей в пешее эротическое путешествие и красиво и быстренько истечь кровью. И всем было бы хорошо.

В общем в сложившейся ситуации реальных альтернатив было три.

1. Та, что имела место в РИ.
2. Мы гордо всех посылаем и начинается Первая Мировая Война с плохо прогнозируемым результатом.
3. Мы соглашаемся на ультиматум Австрии, но Британия против. Франция выходит из войны, Австрия и Пруссия в войну не вступают. Что делают шведы никому не интересно – все заинтересованные лица делают ставки на то, как быстро бриты и турки успеют добежать до своих кораблей.