История Испании. Часть V — Колонии в огне (Gran España)
Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой цикл исторических статей по альтернативной Великой Испании, и сегодня речь пойдет про ту череду конфликтов, которые разразились в испанских колониях в начале XIX столетия и привели к независимости некоторых из них. Рассмотрены будут все конфликты по отдельности. Вопрос колоний для меня был чрезвычайно сложным, решить его более или менее адекватно оказалось задачей куда более жесткой, чем я думал. Насколько адекватно это получилось – судить вам, но как по мне – получилось как минимум эпично….
Вице-королевство Новая Гранада
Граница между Гайаной и Новой Гранадой. Зеленым показана старая граница, красным — по договору 1815 года.
Несмотря на мягкую политику королей Габриэля и Карлоса IV относительно колоний, общества, направленные на борьбу за права и независимость колоний, продолжали свою деятельность и постепенно набирали популярности. Собственно, первые такие общества появились задолго до рождения Габриэля, еще в начале XVIII столетия. Членом такого общества был Себастьян Франсиско де Миранда-и-Родригес – потомок гуанчей, коренных жителей Канарских островов. С детства он был ярым сторонником независимости испанских колоний в Америке в общем, и генерал-капитанства Венесуэлы в частности. Дошло до того, что практически весь конец XVIII столетия Миранда мотался по дворам европейских монархий с целью добычи средств на «всенародное восстание» в Новой Гранаде, и местами даже их находил. После этого он еще какое-то время служил Франции во времена революции, участвовал в боевых действиях (без особых достижений) и несколько раз арестовывался в ходе подковерных игр за власть. В конце концов он покинул Францию и обосновался в Великобритании, где принялся сколачивать отряд горячих голов. Как он считал – стоит ему только высадиться в Венесуэле, и успех будет обеспечен.
Первая кампания Миранды завершилась полным разгромом. Началась она в 1808 году, когда Испания вовсю воевала с Францией, и потому – как казалось Миранде – колонии оставались беззащитными. В его отряде поначалу насчитывалось немногим более 500 человек, позднее к нему присоединились еще столько же – но подобной армии было решительно недостаточно. К тому же вице-король – а к тому времени им стал Антонио Нариньо, родившийся и выросший в Новой Гранаде – собрал войска и принялся охотиться за бравыми парнями Миранды, и революционеру стало совсем тоскливо. В конце концов в 1810 году он с немногими оставшимися (а к тому моменту их было около двух сотен – остальные или умерли, или дезертировали) бежал в Британскую Гайану, но идею о революции в Венесуэле не покинул, несмотря на свой почтенный возраст – к моменту отступления из испанских колоний ему уже стукнуло 60 лет.
Ситуация стала меняться в 1815 году. Между Великобританией и Испанией обострился спор из-за границы между Новой Гранадой и Гайаной, ранее не установленной на официальном уровне. Великобритания собиралась попросту «отжать» значительные территории к западу от реки Эссекибо [1], но Испания выступила решительно против. Воевать за этот малонаселенный клочок земли было бы глупо, это понимали и в Испании, и в Великобритании, так что решено было пойти на компромисс. Устанавливалась четкая граница между британской Гайаной и испанской Новой Гранадой. Если раньше граница проходила только по реке Эссекибо, то теперь южная ее часть сдвигалась к реке Потаро, что расширяло британские территории в Южной Америке примерно вдвое. Испания практически ничего не теряла – там не было никаких поселений, только местные племена, зато решала один спорный вопрос с англичанами, которые, похоже, начали искать повод поругаться с испанцами. В целом, это была скорее дипломатическая победа, но в Новой Гранаде это восприняли иначе – как поражение, ибо англичанам вообще что-то уступили (кусок земли с кучей леса и населением меньшим, чем в одном Каракасе, состоящим к тому же из диких племен). Появились недовольные. Ситуацию подогрели и реформы метрополии, которые постепенно переносились на колонии, а в колониях население было куда более консервативным, патриархальным и религиозным – и потому восприняло их в штыки. В результате в конце 1815 года началось настоящее восстание, которое возглавили Симон Боливар и Франсиско де Паула Сантандер – оба выходцы из колоний и потомки креолов, достаточно молодые, но амбициозные и популярные в своей среде люди. Уже в начале 1816 года в Венесуэле повторно высадился Миранда, и теперь под его началом было около 2,5 тысяч человек – в основном добровольцев из «Британского легиона». Мятежники пользовались поддержкой англичан и были неплохо вооружены. Армия Миранды быстро соединилась с армией Боливара, и их объединенные силы насчитывали уже около 8 тысяч человек, и их численность постепенно увеличивалась за счет креольского ополчения, собираемого знатными землевладельцами, и притока иностранных «добровольцев» (в армии их было от 40 до 60 процентов от общего числа). Нариньо забил тревогу и принялся собирать войска, однако по разным причинам смог собрать лишь около 5 тысяч человек под началом дивизионного генерала Доминго де Монтеверде.
Первые два сражения не носили решающего характера, однако армия Монтеверде все же проиграла их и постепенно отступала на запад, оставив Каракас. Мятеж становился серьезной проблемой, когда в 1816 году была сформирована Верховная Хунта и провозглашена независимость Венесуэлы. Революционеры были явно на коне, но затем начали делать одну ошибку за другой. Так, сепаратистское движение было представлено в основном креольской верхушкой, которая отнюдь не была ангельски чистой в своих помыслах и действиях – так, за сопротивление им или даже попросту отсутствие поддержки развернулись широкомасштабные репрессии, под которые попали незнатные фермеры и индейские племена [2]. Креольская знать и не собиралась сражаться за их интересы, о чем явно давала понять – и это вызвало ответную реакцию в виде вспышки контрреволюционного движения. Возглавил его Хосе Томас Бовес, бывший осужденный преступник, а ныне венесуэльский фермер, чью жену изнасиловали и убили республиканцы, а имущество разграбили. Это сделало Бовеса, самого поддерживавшего идеи революции, фанатичным противником республиканцев, а недовольных действиями революционеров оказалось предостаточно – в результате чего Бовес сформировал полк волонтеров и примкнул к Нариньо, попутно успев разгромить небольшие отряды республиканцев на пути в Боготу. Там Бовес практически сразу же получил временное звание бригадного генерала и стал выступать в качестве полевого командира армии Новой Гранады. Кроме того, он практически сразу после своего присоединения к вице-королю получил значительное влияние на его взгляды, и до самой своей смерти служил популярным во всей Южной Америке защитником интересов простых крестьян, индейцев и негров.
Новый 1817 год принес ветер перемен. Республиканцы раскололись на две фракции – централистов во главе с Мирандой и Сантандером, и федералистов во главе с Боливаром. На сторону Боливара при этом перешла бóльшая часть местных солдат, в то время как у Миранды и Сантандера остались иностранные добровольцы – наиболее боеспособные войска революционеров. Боливар покинул Венесуэлу и отправился в марш на Боготу, освобождая один городок за другим и набирая в свои ряды все новых рекрутов. Роялисты покинули Боготу, не приняв боя, в то время как отряды Бовеса постоянно тревожили тылы армии Боливара набегами. К лету ситуация для происпанских сил резко улучшилась – из метрополии прислали мощную эскадру адмирала Асенсио и экспедиционный корпус Пабло Морильо, в числе которых был Испанский легион – элитная волонтерская бригада из числа жителей колоний, носившая гвардейский статус и отличавшаяся высочайшим боевым духом. Роялисты получили серьезный перевес и сразу же решили его реализовать – в августе пал Каракас, армию централистов разгромили и рассеяли по округе, Сантандер и Миранда попали в плен. Миранда вскоре умер – сказался уже достаточно почтенный возраст в 67 лет, а Сантандера обвинили в государственной измене и приговорили к смертной казни. Иностранных добровольцев, попавших в плен в сражении у Каракаса, включая бойцов «Британского легиона», отправили по домам, хотя некоторые предлагали показательно осудить их за вмешательство в испанские дела. Венесуэльская республика прекратила свое существование.
Бовес тем временем терроризировал армию Боливара, проявляя к республиканцам особую жестокость: пленных почти не брали, а если они все же появлялись, то не проживали больше недели. По возможности его старались сдерживать, но своенравный командир волонтеров практически не слушался таких приказов. В конце концов, его действия приносили пользу – Боливар постепенно лишался поддержки местного населения, и его армия начала таять. Разуверившись в перспективах борьбы в Новой Гранаде и узнав о разгроме Миранды с Сантандером, Боливар решил отправиться на юг, в Перу, и поднять восстание там. Было решено довершить разгром – Бовеса повысили до звания дивизионного генерала и отправили к нему часть войск, чтобы тот преследовал Боливара, пока лидер революционеров не будет убит или пленен. Первоначально ему даже собирались переподчинить части экспедиционного корпуса, но это решение пришлось отменить, так как в конце 1817 года полыхнуло в Новой Испании.
Новая Испания становится Мексикой
Император Мексики Агустин I де Итурбиде, провозглашенный собственным народом и им же свергнутый.
Так уж получилось, что самое большое, густонаселенное (в 1815 году – около 6 миллионов) и развитое вице-королевство в Америке было одновременно самым неспокойным и консервативным среди всех колоний Испании. Многочисленная креольская аристократия пользовалась абсолютной поддержкой местной церкви, а церковь в свою очередь умело манипулировала настроениями народных масс, включая переселенцев и индейцев. Большинство реформ тут попросту спускались с тормозов; вице-король практически не обладал реальной властью над местными чиновниками. Ситуацию усугубляло то, что сюда попали большинство ссыльных участников восстаний против королей Габриэля и Карлоса IV, которые не отличались надежностью, зато нашли широкое понимание среди местного населения. Наконец, масла в огонь постоянно подливали либеральные реформы в метрополии, которые рано или поздно должны были проводиться и в колониях, а многие из них (особенно касательно церкви и снятия сословных ограничений) совершенно не устраивали местную знать Новой Испании. Таким образом, уже к 1815 году там сложились все обстоятельства для большого восстания, и оставалось дождаться только сигнала.
Сигналом послужило провозглашение Венесуэльской республики. Практически сразу же сформировались три очага восстания, возглавляемые аристократами Хосе Гуадалупе Викторией, Агустином де Итурбиде и священниками Хосе Марией Морелосом и Мигелем Идальго. Церковники яростно проповедовали на улицах в поддержку восстания, за ними последовали крестьяне и многие индейские племена. За короткий промежуток времени численность восставших достигла астрономической цифры в 100 тысяч, и продолжала увеличиваться. Вице-король Новой Испании Хосе Пачеко забил тревогу, и при первой же возможности в Веракрус прибыл экспедиционный корпус во главе с Пабло Морильо, до этого эффективно справившийся с централистами в Венесуэле. После череды сражений ему удалось очистить от мятежников центральные регионы страны, но положение оставалось шатким. Экспедиционный корпус, несмотря на всю его силу против плохо организованных мексиканцев, оставался в меньшинстве.
Ситуация усугубилась в конце 1818 года, когда в метрополии началось создание Имперских Кортесов – это было воспринято как пролог к внедрению либеральной Конституции, что решительно не понравилось населению Новой Испании. Полыхнуло с новой силой, причем повстанцы, получив горький опыт первых поражений, отказались от многочисленных армий в пользу небольших, но хорошо подготовленных отрядов и партизанской войны. Контроль над Новой Испанией постепенно ускользал из рук испанцев, экспедиционный корпус увяз в стычках с мятежниками, которых активно поддерживали англичане. В середине 1819 года пришлось оставить Мехико и перевести все наличные силы в Веракрус. Вместе с войсками столицу покинуло значительное количество беженцев, которые откровенно опасались расправ со стороны революционеров, не отличавшихся особым гуманизмом по отношению к роялистам.
Испания оказалась в затруднительном положении. Справиться с мятежом незначительными силами не получалось; полномасштабная же операция за океаном грозила влететь в копеечку, к тому же имелся наглядный опыт в виде войны за независимость США, когда относительно малочисленные местные силы за счет коротких путей логистики смогли добиться победы над значительно более сильными войсками, которые снабжались издалека – а ведь в США на тот момент было населения в два раза меньше, чем в Новой Испании! Перспективы казались самыми мрачными, а жертвы, которые требовалось принести для возвращения вице-королевства под контроль метрополии, оценивались как колоссальные, сопоставимые с количеством ресурсов, потраченных на войны с Наполеоном. В конце концов, было решено эвакуировать Веракрус со всеми беженцами. Для переговоров с мятежниками в Новую Испанию была отправлена дипломатическая миссия во главе с Хосе Вергарой. Согласно заключенному 14 января 1821 года перемирию, испанцам позволялось свободно эвакуировать свои войска и всех желающих из Веракруса, а Испания взамен признавала правительство мятежников (но не независимость своей бывшей колонии). Также ставилось условие, что под управление восставших переходит лишь часть всего вице-королевства – под контролем испанцев оставалось генерал-капитанство Гватемала, в котором дальше небольших волнений дело не пошло, и где позиции колониальной администрации оставались твердыми вплоть до 1821 года. Фактически на этом война и закончилась. Помимо экспедиционного корпуса, из Веракруса эвакуировали около 30 тысяч беженцев, еще больше позднее перебрались в другие колонии Испании. Мятежники провозгласили Мексиканскую империю во главе с Агустино Итурбиде и принялись грызться друг с другом за власть.
Потеря Мексики стала для Испании первым серьезным ударом в XIX столетии, и, к сожалению, далеко не последним. Впрочем, ситуация была не настолько плохой, как казалось на первый взгляд. Испания избежала огромных трат на подавление восстания, которые стали бы тяжким бременем для метрополии, и не гарантировали победы контрреволюции. Получившееся государство – Мексика – на практике оказалось весьма нестойким, пускай и перспективным. Сам император Карлос на этот счет сказал следующие слова:
«Мексика…. Бывшая наша колония. Что ж, сейчас они могут радоваться тому, что одержали верх и обрели независимость, но не пройдет много времени – и они сами попросятся обратно».
Эти слова оказались пророческими – уже в конце правления Карлоса IV правительство Мексики стало искать поддержки Испании….
Буйная Ла Плата
Одно из сражений Аргентинской войны за Независимость (в реале — сражение у Майпу)
Помимо Новой Испании, существовал еще один очаг мятежа в американских колониях – в вице-королевстве Рио-де-ла-Плата. Там, как и в Новой Испании, были сильны позиции консерваторов и церкви – там даже сохранились остатки ордена иезуитов, упраздненного много лет назад. Однако распространению какой-то одной конкретной политической идеи мешала низкая плотность населения – на всю большую площадь вице-королевства приходилось всего 1,5 миллиона человек, по большей части – скотоводов-гаучо, хотя имелась и значительная прослойка земледельцев. Из-за всего этого каждый регион мечтал о своем – от автономии в составе Испанской империи до полной независимости, причем первоначально преобладали именно первые настроения.
Но и в Ла-Плате полыхнуло. Причиной тому послужил назначенный в 1814 году вице-король Хосе Валерио де Кордоба. Его назначение стало стечением обстоятельств – он не пользовался авторитетом в колониях, имел слабый опыт в управлении, часто болел, но при этом был чрезвычайно авторитарным и жестоким. Первым делом в своем вице-королевстве он стал ужесточать центральную власть, а его самоуправство дошло до того, что он даже стал отменять (якобы временно) некоторые реформы, проведенные из метрополии – причем совершенно не те, которые вызывали возмущение. Жалобы на Кордобу в Министерство колоний остались неуслышанными по непонятным причинам, в результате чего в Ла-Плате стало накапливаться напряжение. В конце концов, Кордоба всем надоел, и в мае 1818 года в Буэнос-Айресе – столице вице-королевства – произошла революция. К власти пришла Временная Хунта во главе с Хуаном де Арредондо. Выходец из местной аристократии, он в свое время воевал с Наполеоном в составе Испанского легиона, получил тяжелое ранение в боях в Италии, из-за которого у него практически не двигалась левая рука, после чего он уволился из армии и вернулся домой. В этом человеке неуемным огнем пылали амбиции – в Испанский легион он пошел из желания стать не иначе как генералом, но после ранения решил, что такой риск не для него, и решил пойти по пути политика. Считал он себя никем иным, как Наполеоном Южной Америки, грезил о создании своего собственного государства, и потому еще до вступления в Легион он вступил в кружки местных сепаратистов, и благодаря таланту оратора и личной харизме быстро завоевал популярность и уважение.
Первоначально Арредондо заявил о полной поддержке Испании и о том, что созыв Хунты – это лишь временное решение, направленное против Кордобы, но никак не против метрополии. Любыми средствами он стал тянуть время, но тут взбунтовались провинции вице-королевства – и Хунте пришлось собирать войска и подавлять эти выступления, заодно подчиняя местное население своей воле. Сам Арредондо постоянно слал в метрополию письма о том, что все складывается хорошо, и на время даже увеличил количество ресурсов, отсылаемых в Испанию, что должно было успокоить Министерство колоний – и таки успокоило. Так прошли три долгих года, в которых Рио-де-ла-Плата оставалась формально в составе Испанской империи, но на деле готовила почву для объявления независимости. Сам Арредондо смог за это время завоевать среди местного населения бешеную популярность, провел ряд реформ в его интересах, лавируя между креольской знатью и простыми поселенцами, а заодно сосредоточил вокруг себя все лучшие кадры вице-королевства – О’Хиггинса, Бельграно, Морено и Сан-Мартина, которые прекрасно знали планы главы Хунты и разделяли его стратегию.
Наконец, 1 августа 1821 года Арредондо провозгласил независимость Рио-де-ла-Платы и создание Аргентинской Директории. Сразу же против этого решения восстали Чили и некоторые другие регионы, где значительной оставалась поддержка роялистов. Арредондо подавил эти восстания благодаря поддержке англичан и заранее подготовленной и обученной армии, доходившей по численности до 20 тысяч человек и по боевым качествам не уступавшей европейским регулярным формированиям. Арредондо сам возглавлял ее походы, считал своим детищем, и в 1822 году рискнул выдвинуть ее в Перу, чтобы расширить границы Директории.
В Перу все спокойно
К 1832 году все колонии Испании, и настоящие, и бывшие, обзавелись собственной символикой, не навязанной из метрополии. Показаны флаги Аргентинской империи, вице-королевства Новая Гранада (Колумбия), вице-королевства Гватемала, Мексиканской республики и вице-королевства Перу.
А в Перу тем временем происходило огромное, великолепное ничего. Вице-король Хосе Бернардо де Талье, испанец, был ярым сторонником сотрудничества с Испанией и реформ королей Габриэля и Карлоса IV, так как прекрасно понимал, что оторвавшись от метрополии, колонии превратятся в марионетки в чужих руках, и уж лучше оставаться под близкими по культуре и духу испанцами. Его поддерживало подавляющее большинства местной элиты. К тому же в Перу существовали свои условия, сдерживающие сепаратизм – наличие непредсказуемых индейцев, которые совсем недавно поднимали восстание и утопили в крови белых и креолов многие районы страны, большое количество богатых землевладельцев и промышленников, чей бизнес был тесно связан с метрополией, и низкая концентрация населения, что мешало распространению революционных настроений. Конечно, не все в Перу было гладко – многим не нравилась перспектива распространения реформ метрополии на колонии, но это не выходило за рамки обычного недовольства властью, которое всегда есть в любой стране.
Но на всякий случай де Талье в 1816 году принялся формировать по образцу армии в метрополии полки в Перу, взамен старой милиции, годной только для войны с индейцами. Численность этой армии была весьма незначительной – всего 12 тысяч человек, офицерами в ней чаще всего выступали ветераны Наполеоновских войн из числа жителей колоний. Уже скоро эта армия пригодилась – в 1817 году с севера в Перу вступила революционная армия Симона Боливара, за которой по пятам шла армия роялистов Бовеса. Боливар стремился поднять восстание в вице-королевстве и расширить ряды своей армии, но не находил большой поддержки, а перуанская армия во главе с Габриэлем де Линьеросом уже двигалась ему навстречу. В конце концов, зажимаемый с двух сторон превосходящими силами, потеряв множество людей из-за дезертирства, Боливар занял город Гуаякиль и сел в осаду, которая продолжалась до 2 сентября 1818 года, когда он был вынужден капитулировать. Было решено отправить его на суд в Боготу, но по дороге Боливара попытались освободить его люди, и он был застрелен при попытке к бегству конвойными из числа людей Бовеса. Последствия неудавшейся революции Боливара пришлось расхлебывать до конца 1830-х годов – именно столько продолжали сражаться разрозненные группировки фанатичных республиканцев в Новой Гранаде и Перу. Перуанская армия, хорошо показавшая себя в ходе осады Гуаякиля, была отведена в Лиму, но не распущена – идея содержания постоянного войска была хоть и накладной, но весьма полезной в условиях Перу, подкрепления в который могли идти чрезвычайно долго.
Новые боевые действия начались в 1822 году, когда в Перу вторглась аргентинская армия Арредондо. Численно аргентинцы превосходили перуанцев, и потому пришлось созывать ополчение и срочно просить подкреплений из соседней Новой Гранады и метрополии. С трудом собрали 15 тысяч человек (не считая гарнизонных и вспомогательных отрядов) и с ними выдвинулись навстречу аргентинцам – и близ Арекипы произошло крупное сражение. Перуанцы потерпели поражение, был тяжело ранен генерал Линьерос, но полки в организованном порядке отступили на северо-запад, а Арредондо осадил Арекипу, которая была центром южного Перу. В ее гарнизоне числилось чуть более тысячи человек, включая инвалидов и ополченцев из числа местных индейцев, а укрепления вокруг города практически отсутствовали, но город оказал героическое сопротивление аргентинской армии, чей террор по отношению к жителям Рио-де-ла-Платы и особенно Верхнего Перу был широко известен в колониях. Перуанская армия также не бездействовала – Линьерос, еще не до конца оправившись от ран, собирал все возможные войска с целью разбить аргентинцев, получил подкрепление в виде волонтеров Бовеса и Испанского легиона, и перешел в наступление. В ходе упорной битвы близ Арекипы обе стороны понесли значительные потери, но ни одна сторона не добилась успеха. Арредондо выступил с предложением начать переговоры, и Линьерос согласился. Даже Бовес, пылающий ненавистью к любым республиканцам, будь то парни Боливара или Арредондо, поддержал переговоры, так как видел тупиковость ситуации и понимал, что новое сражение обернется еще большими потерями. За переговоры выступал и бригадный генерал Хуан Эчавериа, командир Испанского легиона. В результате было достигнуто перемирие и сохранение статус-кво между Перу и Аргентиной, все войска отводились на свои начальные позиции.
Тем не менее, Арредондо поспешил объявить о своей победе – мол, он почти взял Арекипу и разгромил роялистов, но решил, что потеряет при этом еще больше людей, а потому надо лучше подготовиться. Что характерно – народ бывшей Рио-де-ла-Платы поверил ему, что еще больше укрепило популярность главы Директории, и это позволило ему 18 декабря 1823 года провозгласить себя в Буэнос-Айресе императором, а Аргентину – империей. Власть в государстве при этом принадлежала либерально настроенной креольской аристократии, а все противники власти Арредондо были уже подавлены. «Южноамериканский Наполеон» вовсю копировал своего кумира, и пока не хватало только одного – обширных завоеваний.
Первая Тихоокеанская война
Карта Южной Америки в конце 1830-х годов
То, что война начнется опять, понимали обе стороны – и испанские колонии, и Аргентина. Арредондо активно готовил новую армию, привлекая в том числе и иностранных добровольцев – при нем был вновь создан «Британский легион», воевавший перед этим в Колумбии, а также «Португальский легион» из числа жителей Португалии и Бразилии, «Французский легион» и «Итальянский легион». Эти части составили его личную гвардию; всего же при помощи англичан, которые были заинтересованы в потере испанцами их колоний, удалось собрать огромную по меркам Аргентины армию – 50 тысяч человек. Готовились к войне и колонисты – в Перу увеличивалась до 15 тысяч собственная армия, Новая Гранада прислала дополнительные войска, а за счет добровольцев из метрополии Испанский легион был расширен до полнокровной дивизии – в результате чего общая численность союзной армии достигла 30–35 тысяч человек. Организованы эти войска были по принципам метрополии, вооружались за счет поставок оттуда же, и в целом были весьма серьезной силой. Командующим армией оставался Линьерос, генералами в ней служили те же Бовес, Эчавериа и прибывший из метрополии генерал-артиллерист Педро Веларде [3]. В Перу также прибыла эскадра адмирала де Молины из 4 линейных кораблей и 3 фрегатов, которая должна была обеспечить приморский фланг. Подготовка к войне шла по всем правилам, принятым в Европе, и это не могло не пугать. Аргентина во главе с Арредондо собиралась расширить свои границы за счет Перу, а роялисты планировали подавить этот мятеж раз и навсегда и вернуть Рио-де-ла-Плату в состав Испанской империи. Впрочем, для роялистов ситуация во многом напоминала Новую Испанию – для взятия под контроль всей бывшей колонии требовалось такое количество потраченных ресурсов, что это негативно бы сказалось на развитии метрополии, да и эффект мог оказаться краткосрочным, если не вообще нулевым – таким образом, возвращение колонии являлось планом-максимум, а планом-минимум было отражение угрозы со стороны Аргентины и возможное разделение ее на несколько частей. Так как роялисты были в меньшинстве (большее количество войск мешала развернуть местная логистика), то было решено ждать выступления противника, а Арредондо решил возобновить войну в 1828 году – к тому моменту он надеялся еще больше увеличить численность своей армии, а также расширить артиллерийский парк и флот, но боевые действия начались заметно раньше.
Уже в 1825 году Арредондо был вынужден выдвинуть свою армию на север – взбунтовались провинции Верхнего Перу, населенные индейцами. Аргентинский император не слишком уделял внимание требованиям коренных американцев, а иногда даже с раздражением реагировал на их требования, что рано или поздно должно было вылиться в противостояние. Однажды мятеж в Верхнем Перу уже пришлось подавлять, причем с особой жестокостью – вырезались целые деревни. Не в восторге от новых властей были и белые переселенцы и креолы. В результате, как только появилась возможность и оружие – местные подняли восстание против центральной власти и запросили помощи в Перу. Само собой, перуанцы откликнулись, и войско двинулось на помощь восставшим – а Арредондо пришлось раньше срока втягиваться в войну.
Путей из Буэнос-Айреса в Верхний Перу было два – вдоль реки Парагвай и границы с Бразилией, и через предгорья Анд. При этом первый путь приводил армию прямиком в мятежную провинцию, а второй выходил к Тихому океану и проходил близ границ вице-королевства Перу. Восточный путь мало годился для проводки больших масс войск, в отличие от Западного, и потому по нему отправили дивизию Сан-Мартина, в которой насчитывалось около 10 тысяч человек и 12 орудий, а остальная армия двинулась через Анды. Линьерос также разделил свою армию – 5 тысяч он отправил во главе с Бовесом на восток, в Верхний Перу, чтобы он там оброс отрядами местного ополчения и остановил любые передвижения противника, а сам выступил в район Анд.
Подготовка к переходу через горы аргентинской армии была достаточно серьезной – в предыдущий раз она понесла большие небоевые потери, которые были весьма нежелательны в новой войне на территории противника, и потому требовалось минимизировать их. Однако и перуанцы были готовы к тому, что противник пойдет через Анды в Верхнем Перу, и потому как только стало ясно, где конкретно пройдут войска Арредондо – началась масштабная кампания по эвакуации населения и ликвидации всего, что могло дать пищу аргентинским солдатам. Много местных жителей были переселены далеко на север, к Лиме, столице Перу, и навсегда остались там. Аргентинцев встретила пустота, и это вызвало серьезные затруднения при продвижении дальше. Вдобавок, перуанская армия нависла над левым флангом армии императора Арредондо, и в любой момент могла отрезать пути к отступлению. В результате пришлось перенаправлять удар – вместо усмирения мятежного Верхнего Перу аргентинская армия выдвинулась на Арекипу. Перуанцы были вынуждены отступать, и война стала сильно напоминать предыдущую, когда Арредондо осадил город, а перуанская армия встала невдалеке от него. Полностью окружить кольцом осады Арекипу его войска не смогли, что только усложнило обстановку. Ни одна из сторон не решалась на генеральное сражение – аргентинцы вяло осаждали город, а перуанцы точно так же вяло его обороняли.
Бовес не терял времени – обрастая местными отрядами ополчения, он собрал 12-тысячную армию и сам перешел в наступление на аргентинскую территорию. Его армия и дивизия Сан-Мартина встретилась у Пуэрте-Бурбона, и аргентинцы потерпели поражение. Отряды Бовеса стали уверенно продвигаться вниз по течению, наступая на пятки Сан-Мартина, и смогли разбить его дважды – последний раз, у Консепсьона, окончательно: после боя бравый генерал Аргентинской империи собрал под своим началом чуть более трех сотен человек. Дорога на аргентинскую столицу была открыта, и Бовес вступил в нее 19 ноября 1825 года – к счастью, не развернув столь обычные для него репрессии против республиканцев. Арредондо, получив известие о падении столицы, понял, что после такого его авторитет в глазах аргентинцев серьезно упал, но делать было нечего – или сражаться здесь, у Арекипы, и пытаться что-то выиграть, или отводить войска и отбивать столицу, причем делать это с перуанской армией на хвосте. А между тем его войска начали страдать от различных болезней – в частности, от дизентерии.
Перуанцы тоже испытывали проблемы с болезнями и питанием, но держались до последнего. Два штурма Арекипы были отбиты, пускай и с заметными потерями. Действия кавалерийских отрядов с каждым днем становились все более дерзкими, и потери увеличивались. В марте 1826 года аргентинцы даже рискнули напасть на строящуюся военно-морскую базу Пакоча, но были отбиты огнем с кораблей и действиями двух рот морской пехоты. Военные действия явно затягивались, и Арредондо решился на крайний шаг – в апреле он снял осаду и двинул свои войска обратно в Аргентину, освобождать столицу. При этом он потерял около 6 тысяч человек, выделенных в арьергард, но смог оторваться от перуанцев, что было признано блестящим маневром. Тем не менее, отход к столице оказался тяжелым, и к ее окраинам Арредондо вышел, имея в своем распоряжении всего лишь 25 тысяч человек, из которых часть не могла участвовать в сражении. Войска Бовеса тоже оказались далеко не в самом лучшем виде – часть дезертировала, часть погибла в стычках с партизанами, из-за чего у него осталось всего 5 тысяч человек – по сути, отряд восстановил первоначальную численность. Перуанцы терпели большие лишения во враждебной им столице Аргентины, и потому Бовес еще перед подходом императорских войск решил покинуть город и отправиться вверх по реке Парагвай. Преследовать его аргентинцы не стали – их армия и так была в не самом лучшем состоянии. Там Бовес сначала поднялся до города Консепсьон, а затем перешел на Запад и занял город Санта-Фе.
Война продолжилась только в начале 1827 года – все воюющие армии, кроме отряда Бовеса, который сидел в Санта-Фе тише воды, ниже травы в полуосадном положении все это время, восстанавливались после «странной войны». И Арредондо, и Линьерос понесли большие потери, так и не дав генерального сражения, но были намерены продолжать. Первыми начали перуанцы – собрав 20 тысяч человек, включая Испанский легион, они двинулись на территорию аргентинцев, спускаясь вдоль притоков реки Параны к Буэнос-Айресу. В планах Линьероса было сначала соединиться с Бовесом, а затем выйти к столице аргентинцев, однако 30-тысячная армия Арредондо вышла к Санта-Фе первой, взяв город в плотную осаду. «Черт побери, знакомая картина» – прокомментировал это генерал Эчавериа, узнав ситуацию. И действительно: ситуация оказалась весьма схожей с недавней осадой Арекипы, однако на сей раз ждать никто не стал. 18 июня 1827 года грянуло генеральное сражение всей войны, и 23 тысячи перуанцев (считая поредевшие силы Бовеса) одержали верх над 30 тысячами аргентинцев. Арредондо отошел к Буэнос-Айресу и приготовился к обороне, а победители, подсчитав потери, принялись за осаду аргентинской столицы. В этом им серьезно помогли силы эскадры адмирала де Молины, а в августе прибыло подкрепление в виде полутора тысяч волонтеров из Верхнего Перу. Тем не менее, ситуация оставалась тяжелой для обеих сторон – аргентинцы постоянно делали вылазки, перуанцы обстреливали город, обе армии вновь косили болезни. От дизентерии умер генерал Линьерос, командование принял Педро Веларде. Финальный штурм был назначен на 8 декабря 1827 года, но не состоялся – уже 6 декабря из города вышел парламентер с белым флагом и предложил обсудить условия мира.
Обе стороны были истощены конфликтом, но также обе стороны еще могли некоторое время его продолжить – и обе стороны понимали, что исход такой войны был бы непредсказуемым и фатальным для побежденного, кем бы он ни был. Потому перуанцы не стали напирать на ликвидацию Аргентинской империи, а лишь запросили передачу в состав Перу мятежных регионов Верхнего Перу, за вычетом тех, которые не проявили мятежных настроений. Аргентина согласилась на это, взамен потребовав признания ее правительства по аналогии с Мексикой. Испанская сторона согласилась на это – в конце концов, выжать больше из текущей ситуации без серьезных вложений ресурсов было невозможно. Мир был подписан 2 января 1828 года.
Первая Тихоокеанская война стала показательной в том плане, что и Новая Гранада, и Перу хоть и участвовали в ней как части Испанской империи и использовали поддержку метрополии (снабжение, добровольцы, отправка эскадры де Молины и Испанского легиона, финансирование), но в целом действовали самостоятельно. Это значительно повлияло на рост национального самосознания в этих государствах, как и в Аргентине – люди начали называть себя не по роду деятельности, племени или расе, а как аргентинцы или перуанцы, и только выходцы из Новой Гранады пока еще не могли определиться, кем же им себя считать. К слову, о Новой Гранаде – Бовеса и оставшихся в живых из его отряда там встречали как героев, сам генерал Бовес получил прозвище Hierro-Piedra – «железокаменный», в знак его упорства и стойкости в ходе войны. Сам Бовес после этого сложил с себя военные обязанности и подался в политику, активно отстаивая права простых крестьян и Новой Гранады, или, как он тогда называл это вице-королевство – Колумбии. Аналогичные процессы проходили и в Перу – колонии активно требовали автономии. И Имперские кортесы вместе с императором Карлосом IV решили созвать большой Конгресс представителей этих двух колоний в Кадисе, который получил название Первого Кадисского. А в Аргентине тем временем правительство О’Хиггинса, которого назначил премьер-министром Арредондо, задумало масштабные либеральные реформы….
Примечания
- В реальности Великобритания отжала весьма обширные территории тогдашней Великой Колумбии, которые составили примерно 70 процентов территории нынешнего государства Гайана.
- Вполне реальные вещи, кстати. Собственно, первую волну революции в Новой Гранаде удалось подавить как раз из-за того, что революционеры обратили против себя многочисленные слои местного населения, для которого поддержка Испании была меньшим злом. А это, надо заметить, огого какой показатель неадекватности революционеров того периода.
- Тот самый, который в реальности 2 мая 1808 года выступил в поддержку восставшего Мадрида вместе с Луисом Даоисом, и погиб в ходе обороны артиллерийского парка Монтелеон.
Если в прошлой части меня
Если в прошлой части меня начало нести, то дальше будет только хуже. Моя природная скромность, которая раньше сдерживала меня, решила взять отпуск. Я начал было развивать историю дальше…
… и понял, что меня жестоко накрыло. Увеличивается объем каждой статьи, а некоторые и вовсе приходится дробить на несколько штук. И альтернатива уже не только и не столько про Испанию, но уже сильно коснулась и других государств — сейчас дописываю 8-ю часть, и там про Испанию как бы сказано между прочим, ибо статья вообще не про нее. И это я еще не про всех написал, кого сильно коснулись события альтернативы. Чувство реализма постепенно ускользает от меня, и в результате получается тааакоооое…
… что аж сам офигеваю. Я человек скромный, но на текущий момент этот цикл статей по истории альтернативной Испании — самое мое эпичное творение на поприще альтернатив.
Во-первых — хорошо!!!!
Во-первых — хорошо!!!!
Во-вторых, хорошо, что накрыло!! Могло накрыть иным
Во-третьих, как-то, употребляя со знакомыми неспешно, зашла речь за ….. альтернативнщину. Поклонниками коей знакомые, в общем, не являются. Просто так сложилось. Посылка исходня была достаточно…..козьей)))) А именно, при тех же(или почти тех же) "заклепках")) и без впопукого-то удалось реализовать "Грозу". Но не из влажных снов известного автора, а из …. предположительно таких же снов сторонников "локально-превентивного". Дык пытаясь прикинуть, как оное развитие отразится на прочем и куды вывезет, с горя и осознания человеческой тупости и убогости (своей, в частности) накушались конкретно.
Я этот выверт сознания к тому, что чем дальше в лес, тем больше страдающей от ожирения гверильи. Да и как по-другому?
Да я вообще в шоке, что меня
Да я вообще в шоке, что меня так по исторической части поперло. Раньше ж как — минимум истории, и в железо с головой ныряю, мне так интереснее… Сейчас железо все равно интересно, но окончательно решил для себя, что без детальной истории железом лучше не заниматься, а как забурился в историю… Последний раз у меня такой бум был года 4 назад, когда почти дописал фантастический роман, но потом случился форс-мажор, настрой сдуло, и роман удалил (да-да, идиот редкостный). Тут форс-мажоров хватает — но все равно продолжаю пилить эту историческую часть… Чудно это для меня!
Оно ж логично, коллега!!!
Оно ж логично, коллега!!! Кой смысл в молотке и его "шлифовке", если дали безрукому?
Опять же, версия, что вунервафли решают проблемы допустима в ….. начальной школе. Поэтому мне и была симпатична попытка коллеги, если не ошибаюсь, адмирал бенбоу, переиграть начало без ….. заклепочной темы. Поскольку наличие чудесных аэропланов, равно и дивных танков, думается мне, не сильно поменяет картинку.
Дык в моем случае вообще
Дык в моем случае вообще альтернативы сводятся к простому желанию не переиграть что-то, а "кораблики порисовать"
Потому историческая часть обычно к минимуму и сводилась — не мое это. Никогда не был сторонником вундервафель, но военная техника — особенно корабли — всегда завораживали. Но с Испанией, да после перерыва с альтернативами, меня что-то вот как-то порвало — уже и на историческую часть серьезно упираю. Помимо статей по реальной истории, которые есть планах, и этого цикла, уже думаю и войны 1808-1810 и 1813-1814 детальнее расписать как-то, и вообще больше текстового материала…. Хотя к кораблям пока я, увы, не планирую возвращаться в ближайшее время. Но и там есть парочка идей, в определенной мере довольно революционных для моей привычной манеры альтернативить…
Кто ж спорит? У каждого
Кто ж спорит? У каждого свои….насекомые
, эти — не самые плохие. А иногда, так очень даже ничего… Но даже и с заклепками здравый смысл имеет быть, опять же "обстоятельства места действия" знать надо. Ну, если все ж по уму делать.
Коллега, из общепризнанной
Коллега, из общепризнанной мировой литературы все мы знаем, что английские колонизаторы по определению добрые, а испанские — злые. Об этом написана куча книг. Отрицать это — отрицать очевидное. Это как если бы кто-то взялся отрицать бесспорный факт, что перелом во ВМВ произошёл в Бирме в 1942 году, когда полторы индийские дивизии сдержали натиск двух японских.
Опять же, из общемировой литературы мы знаем, что добро побеждает зло. И если английские людоеды победили испанских, то английские и не людоеды вовсе, а самые, что ни на есть веретарианцы.
Ни в коей мере не намерен ограничивать Вашу фантазию, но хотелось бы понять, где Вы видите ту точку бифуркации, в которой испанцы получили бы шанс на рывок?
Уважаемый Хома. Аглицкие
Уважаемый Хома. Аглицкие людоеды победили потому как были более людоедистые;) Вы только на местных аборигенов поглядите — где индейцы в южной америке, а де в северной;)
Из современных учебников
Из современных учебников истории их людоедистость неочевидно. Скорее можно сделать вывод о невероятной доброте.
Коллега, из общепризнанной Коллега, из общепризнанной мировой литературы все мы знаем, что английские колонизаторы по определению добрые, а испанские — злые. Общепринятая мировая история писалась англичанами или американцами. Скажите, вы историю России будете тоже по их учебникам учить и утверждать, что раз у них так сказано — то так оно и было?) Отрицать это — отрицать очевидное. Отрицать это — естественная реакция после того, как начнешь ознакамливаться с испанской точкой зрения на их собственную историю. Несмотря на набор противоречий, она смотрится куда как более складно, чем общепринятая английская сказка о том, как плохие испанцы делали плохо, а английские воины света приходили и делали всем хорошо. Тем более что мы по истории России знаем, что не такие уж англичане хорошие, а уж их склонность сказки сочинять про врагов своих… По факту испанцы были ничуть не хуже и не лучше англичан. Просто у них была своя атмосфера развития, которая вкупе с веселым выпадением рандома их и сгубила, причем так, что мало не показалось. но хотелось бы понять, где Вы видите ту точку бифуркации, в которой испанцы получили бы шанс на рывок? Да таких моментов — вагон и маленькая тележка. Опишу лишь два самых крупных, так сказать — глобальных. Начиная с момента создания Испании… Подробнее »
Замечательный спич!!!!!
Замечательный спич!!!!! Практически, ППКС! И, может быть, неоднократно
!
Старая, как мир, истина — для лицезрения объема надо иметь несколько точек зрения(С) А "Краткий курс ВКП(б) книжка может и хорошая, но, не дай творец, единственная…..
Единственный момент — опять же, в силу непонятности для меня лично))) — между католиками и протестантами есть некая(как мне кажется, довольно значительная) мировоззренческая разница. Одна из версий толкования оной предполагает(с моей цинично-убогой точки зрения)) принципиальную разницу по типу плановой/рыночной экономик. Не совсем так, естественно, но достаточно близко.
То есть, при предлагаемых вами условиях обогнать бриттов гордым идальго получится вряд ли. Но составить фактор, который будет обязательно учитываться в мировых политикАх — это да. Хотя прописать/предположить адекватное развитие мировой истории при такой Испании — тот еще заворот
кишокмозга…..Единственный момент — опять Единственный момент — опять же, в силу непонятности для меня лично))) — между католиками и протестантами есть некая(как мне кажется, довольно значительная) мировоззренческая разница. Одна из версий толкования оной предполагает(с моей цинично-убогой точки зрения)) принципиальную разницу по типу плановой/рыночной экономик. Не совсем так, естественно, но достаточно близко. Да как тут сказать… Разница не в мировоззрении, а в балансе сил у власти, или даже балансе власти среди разными группами населения. Нужный эффект можно получить и от католической церкви, просто это требует времени и систематической политики государства. А что было в реале? Движение по постепенным реформам католичества появилось, начало завоевывать популярность, а потом бах — Реформация в формате церковной революции! И долгие войны и лютая ненависть, причем взаимная, и возникшая не сначала у католиков, а потом у протестантов, а в процессе старта самой Реформаци в обоюдном порядке. В результате церковь по сути разделилась на протестантов-революционеров и католиков-консерваторов, причем консерваторы, глядя на революционеров, ударились в реакцию, что затормозило естественный процесс развития католической церкви по отношению к государствам. Т.е. католичество на время чуть ли не застыло в своем развитии, сдерживая развитие государств из-за того, что в руках светских властей собственно власти оставалось меньше необходимого — и не потому, что католичество… Подробнее »
Как ни странно,
Как ни странно, "особенности" католицизма в Испании мне были известны и до этого)) Хотя…. без некоторых подробностей.
Как и то, что описание мира, т.н. "официальное", страдает некоторой…..однобокостью. Но я хотел сказать даже не об особенностях отношений церкви и государства. Скорее, об особенностях конкретных религий в modus vivendi, и, соответственно operandi. На эту тему, ИМХО, достаточно неплохо было сказано у нелюбимого многими Бушкова. Я к этому сказочнику тоже отношусь…..аккуратно, но в данном случае он был прав. Как мне кажется, тем более, что вряд ли это именно его порождение
. Но ваять опупительные простыни здесь не хочется, бо и "синдром Красной площади" и не уверен, что имеет смысл.
Уважаемый коллега, что-то мне
Уважаемый коллега, что-то мне кажется, что Ваш сарказм не оценили:))))
О блин, если это был
О блин, если это был скарказм, тогда извиняюсь)) Для меня просто это одна из больных тем. Уже несколько раз на сайтах и в частном порядке на эту тему случались трения — мол, все это ерунда, нам же сказали по общей истории, что Испания — это зло, Испания — это плохо, Испания — это (да, уважаемый коллега Бякин, я смотрел педагогику Монблана, вы, думаю, поймете, что тут за слово), подобные речи мне уже как красная тряпка для быка — сразу рога вырастают и чесаться начинают
Для меня просто это одна из
Для меня больная тема — альтернатива без достаточных на то основания.
Альтернатива — это то, что могло бы быть. Если описывается нечто, невозможное в принципе, это не альтернатива, это фэнтези.
Благодаря Вам, коллега, я выяснил, что Великая держава Испания — не фэнтези.
Примите мою благодарность.
Альтернатива — это то, что Альтернатива — это то, что могло бы быть. Если описывается нечто, невозможное в принципе, это не альтернатива, это фэнтези. Нуууу, я свои альтернативы вообще-то позиционирую скорее как правдоподобную сказку, но это скорее поправка на случай собственного рукопопия или лени в составлении самой альтернативы. Конечно же, душа хочет реалистичную альтернативу, но не самое высокое самомнение не позволяет так высоко оценивать собственные труды Благодаоя Вам, коллега, я выяснил, что Великая держава Испания — не фэнтези. Совершенно не фэнтези. Потенциал в ней… Ну, скажем так — если японцы рванули с места и получили к середине XX столетия хоть и не самую крепкую, но все же великую державу, то у испанцев при поступательном развитии такого же результата можно добиться с вероятностью 99,9%. И даже чуточку больше. Или не чуточку — зависит от того, когда начинать. И да, еще раз прошу прощения, что не распознал сразу сарказм и ответил на эмоциях. Как я сказал — реалистичная оценка возможностей и потенциала Испании для меня больная тема, особенно после того, как начал много времени проводить в испанском сегменте интернетов, и начали раскрываться факты, рвущие временами шаблоны, сформированные долгим обитанием на русско- и англоязычных источниках касательно истории этой страны. Если я при регистрации… Подробнее »
Альтернативы бывают разного
Альтернативы бывают разного уровня достоверности, в смысле вероятности воплощения.
Я, в своё время, разработал алгоритм для оценки вероятности наступления исторического события. Если интересно, можно посмотреть тут:
http://alternathistory.com/printsipy-modelirovaniya-alternativnoi-istorii
Неплохо бы прогнать через тест и Испанию. Тогда станет понятнее грань между альтернативой и сказкой.
Что касается бифуркационных точек, то одна из них мне известна- это задержка с отчаливанием Непобедимой Армады. Отправься она на месяц раньше…
Но это точка, если можно так сказать, тактическая.
Стратегическая, это конечно же Габсбурги.
Неплохо бы прогнать через Неплохо бы прогнать через тест и Испанию. Тогда станет понятнее грань между альтернативой и сказкой. Надо будет, как разберусь со статьей (третий день добить пытаюсь, пора бы уже заканчивать). Кстати, как я понял, там оценивается одна конкретная точка? Т.е., грубо говоря, вероятность альтернативы оценивается по точке бифуркации. Если так — то оценка, ИМХО, очень примерная и неполная, ибо история, даже альтернативная — есть набор событий, и при высокой достоверности точки бифуркации в процессе своего развития альтернатива может зайти… Не туда. Собственно, это у меня и является наибольшим вопросом — а туда ли я иду, насколько велики были эти вероятности, что все произойдет именно так? Хотя о вероятностях… Это тоже понятие относительное, ибо в истории в том числе рулит Великий Рандом. Родился у великого короля сын-имбецил — и хоть ты тресни, а других наследников нет, и все, прощай-прости великое государство, или как перед Рокруа — один из командиров, граф Суассон, решил поправить шлем своим пистолем, и отстрелил себе голову. Вот попробуй высчитай вероятность такого вот. Что касается бифуркационных точек, то одна из них мне известна- это задержка с отчаливанием Непобедимой Армады. Отправься она на месяц раньше… А вот тут кстати не факт. Считается, что Испания резко стала не торт после проигрыша… Подробнее »
По первой части — нет. Не
По первой части — нет. Не точка бифуркации, а историческое событие.
Оценка бифуркационной точки разнопланова. С одной стороны миллион факторов, а с другой бац — и наследник имбецил.
Да и бифуркационные точки, если разобраться, разноуровневы по конечному влиянию на Главную историческую последовательность. Но это уже глубокая теория.
По Армаде.
Испанцы могут оправдываться как угодно, но факт остаётся фактом. Они могли решить английскую и флибустьерскую проблемы одномоментно. Не довелось. А дальше была агония и англичане их дожали.
Если хотите исторических параллелей — вот Вам Битва под Москвой. Да, хрицы потом не раз побеждали. Результат известен.
Или параллель из более раннего времени. Ганнибал много раз побеждал противника после того, как отступился от Рима, не рискнув пойти на штурм. Да, мог проиграть, так он и так проиграл.
Про сарказм, это, случаем,
Про сарказм, это, случаем, не мне адресовано? К сожалению, в действующем формате сайта, это неочевидно.
Если мне, то поясню:
Относительно общепринятого прочтения истории — да, сарказм.
А вото вопрос относительно шансов Испании я задал на полном серьёзе. Испанией интерсовался постольку-поскольку. Ответ меня полностью удовлетворил.
Неужели испанцы Панамский
Неужели испанцы Панамский канал прокапают.
Нуу, я бы мог проспойлерить,
Нуу, я бы мог проспойлерить, но я стараюсь бороться со своей этой вредной привычкой, так что скажу лишь, что будет это описано примерно в 9-10 части))
++++++++++
++++++++++
А как в Испании с каменным
А как в Испании с каменным углем и железной рудой?
Если верить Горной
Если верить Горной энциклопедии, то 5,2 млрд тонн угля (из них 3,5 каменный и антрацит) и 2 млрд тонн железных руд только на территории собственно Испании. Плюс еще есть в колониях — наиболее богатые этими видами полезных ископаемых Колумбия, Перу и Марокко — только в одном Перу около 1 млрд тонн угля и 5 млрд тонн железных руд в соврменных границах, а в Колумбии современных границ запасы угля оцениваются в 10 млрд тонн и железной руды 300 млн тонн. Плюс Венесуэла 2,3млрд тонн железных руд и 1,7млрд тонн угля… В реальности все это начали разрабатывать поздно и неспешно, в альтернативе все упрется в вопрос разведки и обнаружения запасов — а дальше Испания уже наладит добычу. Хотя, конечно, это не Великобритания с ее 163млрд тоннами угля, и не Рурский бассейн с 20,3млрд тоннами угля, и не Силезский с 100млрд тоннами… Но вот с Францией, в принципе, вполне сопоставимо. В любом случае, при быстрой индустриализации придется ресурсы из колоний черпать активно.
Как всегда,великолепно!
Как всегда,великолепно! Огромное спаибо за доставленное удовольствие!
Вам спасибо, что читаете!
Вам спасибо, что читаете!